Владимир Москалев - Варфоломеевская ночь

— Но, государь, — возразил Матиньон, — ведь останутся женщины и дети, из которых вырастут другие гугеноты, свято хранящие веру отцов!

— Будут истреблены все: старики, женщины и дети! — разрезал воздух рукой Карл.

— Но ведь так вы уничтожите добрую половину Франции!

— Ну и что же, зато другая половина будет предана королю и не будет помышлять о мятежах.

— Вы лишитесь также половины армии государства! Кто встанет под ваши знамена, если нападет внешний враг?

Карл покосился на братьев. На этот вопрос он не знал, ответа, мать ему ничего не говорила. Что же все-таки сказать, ведь они ждут? И Карл нашелся:

— Со мной останутся католики. Надо будет — я позову наемников.

— От вас все отвернутся, узнав о вашем злодеянии.

Карл снова стал в тупик. Что ответить на этот раз? И почему Гонди не просветил его на этот счет? Неожиданно он вспомнил про Ватикан и, как утопающий хватается за соломинку, тут же приплел сюда папу.

— Я всегда смогу рассчитывать на помощь папы, который одобрил это решение, сказав, что в моем государстве должна быть только одна религия — католицизм! И никакой другой! Для этого надо сначала уничтожить всех вождей протестантов, потом остальных. Такова моя воля! Слышите? — и король протянул руку в направлении дверей. — Там, в коридорах, уже убивают во славу Господа ваших собратьев! Их поднимают с постелей, вытаскивают в коридор и закалывают кинжалами, так же поступают и с женщинами. Пройдет немного времени, вы выйдете отсюда и полюбуетесь на трупы смутьянов и заговорщиков.

Генрих и Конде стояли бледные, не говоря ни слова. Оба думали об одном и том же; никто из четверых не сводил глаз с короля и каждый при этом сомневался в здравости его рассудка.

А из коридора доносились вопли убиваемых во имя Христа, стоны раненых, звон оружия, шум борьбы, падение поверженных тел и торжествующие крики убийц, носящихся по коридору и истошно орущих одно и то же: «Бей!» и «Смерть гугенотам!»

Генрих, наконец, сказал то, о чем думали оба брата:

— Почему же, государь, в таком случае вы спасаете жизнь нам с Конде? Ведь мы тоже гугеноты, да к тому же еще и вожди. Правда, оба мы составляем заговоры только в постелях любовниц.

— Ты спрашиваешь, почему, Анрио? — покосился Карл. — Что ж, я отвечу. Потому что вы оба — королевской крови, потому что вы мои кузены, потому что вы оба еще слишком юны, чтобы быть мятежниками и составлять заговоры против своего короля; наконец, потому что ты, Наварра, муж моей сестры, и мне не хотелось бы сразу же оставлять Марго вдовой. Поэтому я дарю жизнь тебе и твоему возлюбленному брату Конде. Отныне вы оба становитесь моими пленниками и заложниками на случай нового мятежа. Так хочет моя мать, так хочу и я.

Это и в самом деле было так, Екатерина не хотела давать значительный перевес партии католиков.

— А мы, государь? — спросил Лесдигьер. — Почему вы сохраняете жизни нам? Разве мы не такие же гугеноты и разве не обязаны быть сейчас там, где наши товарищи?

— Вы хотите быть убитыми так же, как и они?

— Мы могли бы постоять за себя, а заодно и спасти жизни своим единоверцам.

Король рассмеялся:

— Смелые слова, мсье Лесдигьер, иных от вас я и не ожидал. Но понимаете ли вы, что это будет равносильно ослушанию воле короля?

— Это будет означать только то, что мы будем бороться за жизни, которые у нас хотят отнять.

— Одной шпагой? Против пик, алебард, мушкетов и аркебуз, которыми вооружен весь Париж? Да знаете ли вы, что нам не удастся даже пройти по этому коридору? А если это и случится, то вы не выйдете из Лувра, потому что солдатам приказано никого отсюда не выпускать живым. К тому же вам неизвестен сегодняшний пароль.

— Но что же нам делать? Ждать, пока вы собственноручно не расстреляете нас из аркебузы, как кабаний выводок на охоте?

Король снова отрывисто рассмеялся:

— Я не для того спас ваши жизни, господа.

— Для чего же?

— Потому что вы храбрый и благородный дворянин, Лесдигьер, и я всегда уважал и любил вас. Я ведь помню, какую ненависть испытывал к вам мой брат, которого вы обвинили в предательском убийстве Людовика Конде, а затем собственной жены.

— Тем больше у вас причин убить меня, сир.

— Тем больше у меня оснований сохранить вам жизнь, Лесдигьер. Я не зря назвал вас тогда своим другом и сказал, что в трудную минуту вы всегда можете положиться на мое королевское слово и рассчитывать на покровительство. Мы с Анжу враги, он устраивает заговоры против меня вместе с матушкой, и в этой обстановке мне как никому нужны преданные люди и настоящие друзья, не то что мой брат. Вы неспособны на заговор против короля, я чувствую нутром, а поскольку так, то я хотел бы видеть вас подле себя в качестве телохранителя и верного друга.