Джеймс Купер - Лионель Линкольн, или Осада Бостона

— Матушка, не браните Джоба. Гренадеры отхлестали его ремнемъ до крови. A мистриссъ Лечмеръ, должно быть, куда-нибудь переѣхала, потому что я вотъ ужъ больше часа отыскиваю ея домъ и не могу найти. На кораблѣ прибылъ одинъ человѣкъ и попросилъ меня проводить къ ней.

— И что такое этотъ дуракъ вретъ? — вскричала мать.

— Онъ говоритъ обо мнѣ,- сказалъ офицеръ, входя въ комнату. — Это меня ждетъ мистриссъ Лечмеръ. Я прибылъ на кораблѣ «Эвонъ» изъ Бристоля. Но вашъ сынъ завелъ меня не туда куда нужно. Сначала онъ все говорилъ о какихъ-то могилахъ на Копсъ-Гилдѣ…

— Извините, сэръ, онъ вѣдь у меня дурачекъ, — сказала почтенная матрона, надѣвая очки, чтобы лучше разглядѣть офицера. — Дорогу онъ знаетъ прекрасно, но на него находятъ капризы. Онъ очень своенравенъ. Вотъ обрадуются сегодня на Тремонтъ-Стритѣ!.. Вы позволите, сэръ? — Она взяла свѣчку и поднесла ее къ самому лицу офицера, чтобы хорошенько разсмотрѣть его черты. — Красивый молодой человѣкъ, — сказала она, какъ будто іоворя сама съ собою. — Пріятная улыбка — въ мать, грозный взтлядъ — въ отца… Господи, прости намъ наши согрѣшенія и пошли намъ въ будущей жизни больше счастья, чѣмъ мы его видимъ въ здѣшней юдоли слезъ и всяческихъ неправдъ!

Съ этими словами она поставила свѣчку на столъ и пришла въ какое-то странное волненіе. Офицеръ ея слова разслышалъ, хотя она пробормотала ихъ себѣ подъ носъ, и на его лицо набѣжало облако, отъ котораго его черты приняли еще болѣе меланхолическое выраженіе, чѣмъ обыкновенно.

— Вы развѣ меня знаете и мою семью? — спросилъ онъ.

— Я была при вашемъ рожденіи, молодой человѣкъ. Это былъ очень радостный день. Но мистриссъ Лечмеръ васъ ждетъ. Этотъ несчастный мальчикъ проводитъ васъ до ея дома. Она вамь разскажетъ все, что вамъ слѣдуетъ знать. Джобъ! Джобъ! Для чего ты забился въ уголъ? Надѣвай шляпу и веди джентльмена на Тремонтъ-Стритъ. Ты вѣдь любишь ходить къ мистриссъ Лечмеръ.

— Джобъ никогда бы не сталъ къ ней ходить, если бы было можно, — съ неудовольствіемъ пробормоталъ дуракъ. — И если бы Нэбъ никогда тамъ не бывала раньше, было бы гораздо лучше для ея души.

— Какъ ты смѣешь говорить со мной такъ непочтительно, гадина! — вскричала разсерженная старуха. Не помня себя отъ гпѣва, она схватила щипцы и хотѣла ими ударить сына.

— Женщина, успокойтесь! — крикнулъ позади офицера чей-то голосъ.

Щипцы выпали изъ рукъ взбѣшенной старухи, ея желтыя, морщинистыя щеки покрылись блѣдностью. Съ минуту она стояла, точно окаменѣлая, потомъ едва слышно пролепетала:

— Кто это сказалъ?

— Я, — сказалъ старикъ, вых; одя изъ темнаго мѣста въ комнатѣ, до котораго не доходилъ слабый свѣтъ сальной свѣчки. — Человѣкъ, давно живущій на свѣтѣ и знающій, что если Богъ любитъ человѣка, то и человѣкъ долженъ любить своихъ собственныхъ дѣтей.

У Абигаили Прэй подкосились ноги. Все ея тѣло охватила общая дрожь. Она упала на стулъ, переводя глаза съ офицера на старика и обратно. Она хотѣла говорить, но языкъ не слушался. Тѣмъ временемъ Джобъ подошелъ къ старику и сказалъ, устремивъ на него умоляющій взглядъ:

— Не дѣіайте зла старухѣ Нэбъ. Прочитайте ей лучше изъ Библіи то мѣсго, которое вы сейчасъ привели, и она не будетъ больше никогда бить меня щипцамя. Не правда ли, матущка? Видите вы ея чашку? Она спрятала ее подъ салфетку. Это все мистриссъ Лечмеръ даетъ ей этого яда, этого чаю. A когда Нэбъ его попьетъ, то она обращается съ Джобомъ не такъ, какъ обращался бы съ ней Джобъ, если бы онъ былъ старухой Нэбъ.

Старикъ съ замѣтнымъ вниманіемъ слѣдилъ за подвижной физіономіей молодого идіота, когда тотъ заступался на мать. Потомъ онъ тихо положилъ руку на голову юноши и проговорилъ съ глубокимъ состраданіемъ:

— Несчастный мальчикъ! Богъ лишилъ тебя своего лучшаго дара, но Его Духъ бодрствуетъ надъ тобой, потому что ты умѣешь отличать черствость отъ нѣжности и добро отъ зла. Молодой человѣкъ, не видите ли вы въ этои волѣ Провидѣнія урока нравственности? Не заключаете ли вы изъ этого примѣра, что небо не расточаетъ своихъ даровъ понапрасну, и что есть разница между услугои, вызванной хорошимъ обращеніемъ, и услугой, вынужденной воздѣйствіемъ власти?

Офицеръ уклонился отъ пытливыхь взглядовъ старика и послѣ неловкой паузы заявилъ опомнившейся старухѣ о своемъ желаніи немедленно отравиться къ мистриссъ Лечмеръ. Матрона, не сводившая все время глазъ со старика, медленно встала и слабымъ голосомъ велѣла сыну проводить офицера на Тремонтъ-Стритъ. Она долгой практикой усвоила себѣ тотъ тонъ, которымъ слѣдовало говорить съ молодымъ идіотомъ, чтобы заставить его слушаться, а теперь, вслѣдствіе ея возбужденія, голосъ у нея звучалъ особенно торжественно. Это сейчасъ же подѣйствовало на Джоба. Онъ всталъ безъ возраженій и выразилъ готовность повиноваться. Всѣ участники сцены чувствовали себя принужденно, она вызвала въ нихъ во всѣхъ такія чувства, которыя лучше было поскорѣе заглушить. Молодой человѣкъ пошелъ уже къ выходу, но наткнулся на старика, которыи ненодвижно стоялъ передъ дверью.