Джеймс Купер - Лионель Линкольн, или Осада Бостона

— Молодой человѣкъ! Взгляни на это живое изображеніе невинности и страха, которое находится подлѣ тебя, и если не ради себя, то ради нея — бѣги, бѣги сейчасъ же, чтобы спастись. Черезъ минуту будетъ, пожалуй, уже поздно.

— Бѣгите, Линкольнъ, бѣгите, не думайте обо мнѣ! — воскликнула Сесиль, разомъ перемѣняя мнѣніе подъ вліяніемъ новаго импульса. — Я останусь одна. Мой полъ, мое имя будутъ мнѣ…

— Ни за что въ мірѣ! — вскричалъ Линкольнъ, съ презрѣніемъ отталкивая одежду, которую подавалъ ему старикъ. — Я уже покинулъ васъ одинъ разъ, когда смерть только что похитила свою жертву, но пусть она поразитъ меня самого прежде, чѣмъ я сдѣлаю что-нибудь подобное въ другой разъ.

— Я потомъ васъ догоню.

— Вамъ и не придется разлучаться, — сказалъ Ральфъ, развертывая нлащъ и накидывая его на плечи Ліонелю, который не сопротивлялся, уступая настойчивости старика и жены. — Оставайтесь здѣсь, покуда я васъ не позову, а ты, нѣжный цвѣтокъ невинности и любви, ступай за мной и раздѣли со мной честь освобожденія того, кто сдѣлалъ тебя своей невольницей.

Отъ этихъ сильныхъ выраженій старика лицо Сесили покрылось дѣвственной краской, но она покорно наклонила голову въ знакъ согласія. Старикъ пошелъ къ дверямъ, сдѣлавъ ей знакъ, чтобы она шла за нимъ, а Ліонелю, чтобы онъ оставался.

Когда оня вышли въ сѣни, Ральфъ дружески-фамильярно заговорилъ съ часовымъ.

— Поглядите, — сказалъ онъ, откидывая съ лица Сееили шелковый капоръ, — какая она хорошенькая, и какь она при этомъ встревожена за участь своего мужа. Бѣдняжка! Она все время здѣсь плакала. Теперь она уходитъ и беретъ съ собой одного изъ лакеевъ, съ которыми пришла, а другой останется при своемъ господянѣ. Поглядяте на нее. Правда — хорошенькая?

Съ неловкимъ смущеніемъ поглядѣлъ на Сесяль милиціонеръ и, видимо, былъ тронутъ ея красотой, но ничего не сказалъ. Ральфъ вернулся въ комнату и почти сейчасъ же вышелъ обратно въ сопровожденіи человѣка въ плащѣ и въ большой нахлобученной шляпѣ. Подъ этимъ переодѣваніемъ любящіе глаза Сесили сейчасъ же узнали Ліонеля. Она поняла и оцѣнила хитрость, придуманную старикомъ. Боязливо пройдя мимо часового, она сейчасъ же пошла рядомъ съ человѣкомъ въ плащѣ, и будь часовой лучше знакомъ съ свѣтскими обычаями, онъ бы сразу догадался, что дѣло нечисто. Но онъ былъ простецъ-крестьянинъ, только что перемѣнившій заступъ на ружье, и такія тонкости были ему невдомекъ.

Ральфъ не далъ часовому долго раздумывать, сдѣлалъ ему дружескій знакъ рукой въ видѣ прощанья и вышелъ изъ сѣней вмѣстѣ съ обоими своими спутниками. У выхода изъ дома ихъ встрѣтилъ другой часовой, загородившій имъ дорогу и рѣзко обратявшійся къ Ральфу:

— Что все это значитъ, старикъ? Васъ тутъ чуть ли не цѣлый взводъ: одинъ, два, трое. Чего добраго, среди васъ находится и самъ нашь плѣнный офицеръ. Говорите-ка, старина, говорите: кто да кто съ вами? Вѣдь васъ, говоря по правдѣ, многіе и то ужъ подозрѣваютъ, будто вы шпіонъ генерала Гоу. Васъ недавно видѣли въ совсѣмъ неподходящей компаніи и уже поговариваютъ, что васъ самого пора посадить подъ замокъ.

— Слышите, господа? — со спокойной улыбкой обратился Ральфъ къ своимъ спутникамъ. — Вотъ что значитъ не наемникъ, а сознательный борецъ за свободу! Какъ онъ остороженъ и бдителенъ! Ну, развѣ найдутся въ королевскихъ войскахъ такіе вѣрные часовые? О, свобода, свобода! Какія чудеса ты дѣлаешь съ людьми!

— Ну, ужъ ступайте, — сказалъ часовсй, забрасывая ружье за спину черезъ плечо. — Если бы что-нибудь у васъ тамъ случилось нехорошее, про то зналъ бы часовой, которыц въ самомъ домѣ, и не пропустилъ бы васъ.

Часовой снова сталъ мѣрно прохаживаться взадъ и впередъ, мурлыкая «Янки-дудль», а Ральфъ и его спутники быстро пошли по улицѣ, желая какъ можно cкopѣe удалиться отъ дома. Когда они завернули за уголъ на другую улицу и были уже довольно далеко, Ральфъ подошелъ ближе къ Ліонелю и съ торжествомъ проговорилъ вполголоса, сжимая кулакъ:

— Я его теперь держу вотъ какъ! Теперь онъ уже не опасенъ! За нимъ надзирають три неподкупныхъ патріота!

— Про кого вы говормте? — спросилъ Лірнель. — Кто этотъ вашъ плѣнникъ, и какое преступленіе онъ сдѣлаіъ?

— Я говорю про того, кто только по виду человѣкъ, а на дѣлѣ лютый звѣрь. Про тигра въ человѣческомъ образѣ. Но онъ у меня въ рукахъ, — повторилъ старикъ съ довольной улыбкой, видимо, шедшей изъ глубины души. — Это такая собака, такая собака!.. Дай Богъ, чтобы онъ до самаго дна самъ испилъ чашу рабства.