Иван Ле - Хмельницкий. Книга первая

Богдан взял девушку под руку и поднял ее с земли.

— Гайди, гитмекдир… кызкардешчыкляр [105], — сказал он, ведя ее по коридору, который образовали казаки, расступившиеся перед турчанками, сопровождаемыми Баяром.

Богдану казалось, что, если не поддерживать эту дрожащую девушку, она упадет и разобьется, как фарфоровая статуэтка. Он поплотнее завернул ее в чапан и велел следовать за остальными.

К Богдану подошел Петр Сагайдачный, наклонив голову, не глядя в глаза юноши.

— Уважение к уму пана Хмельницкого удерживает меня от выполнения долга старшого. Я должен был бы судить казака за этот акт прощения кровных врагов нашего народа… — медленно произнес старшой, и видно было, что он с трудом сдерживает себя.

— Во власти пана старшого нагнать девушек и показать пример возглавляемому им войску, как потешаться над безоружными детьми… Но пан старшой сможет сделать это, только переступив через мой труп! — также приподнято, но без дрожи в голосе произнес Богдан.

— На старшого?! — закричал Сагайдачный.

Но Богдан прервал его:

— Прошу пана старшого выслушать юношу, которого он уже благодарил однажды за совет. На земле басурман — не один Синоп, еще есть что жечь, хватит и девушек для надругательств. Но недобитый враг Зобар Сохе еще утром успел прибыть в Стамбул! Наверное, он не пировать приехал с султаном и Искандер-пашой, не на байрам к визирю басурманских войск или к главному баше военного флота, построенного англичанами, уважаемый пан старшой запорожского войска!.. А мы крестины устраиваем… Советую немедленно снарядить галеры и отправить бедных людей на родную землю. И всем тем, кто прибыл сюда, чтобы обвенчаться с выкрещенными турчанками, приказали бы, пан Петр, уйти из казацкого войска!

— Правильно! — воскликнул Яцко Острянин.

— Верно, пан старшой! Вели! — пробасил наказной Жмайло.

— Да… Ве-ерно! — прозвучало в первых рядах молодых казаков и покатилось дальше.

Петр Сагайдачный резко поднял голову. Вначале окинул взглядом казаков, потом встретился глазами с Богданом и, сняв шапку, вытер пот со лба. Через минуту порывисто протянул Богдану сначала одну, а затем и вторую руку:

— Разве тут не сойдешь с ума! Мир, юноша… Второй раз учишь нас… горячих и неразумных. Мир!..

Богдан низко поклонился Сагайдачному, протягивая ему руку с саблей:

— Прошу, пан старшой, взять оружие из рук непослушного казака… Поступал так, как подсказывало мне сердце. Я плыл сюда не для того, чтобы глумиться над юными турчанками. А воевать с их отцами и братьями, которые, наверное, спешат привести сюда аскеров и янычар, пока мы тут занимаемся глупым крещением… Прости, пан старшой, я тоже потерял такую крещенную уже дивчину…

Они обнялись и расцеловались, а казаки возгласами и подбрасыванием шапок приветствовали этот честный мир. Но Сагайдачный заметил, что молодого казака приветствовали с большей теплотой…

Еще в Синопе Богдан почувствовал себя плохо. Для порядка попросив разрешения у Сагайдачного, он сел в челн Яцка Острянина. Тогда он почувствовал боль в порезанной саблей руке. Вначале это было вполне терпимое напоминание о ране. Но в море Богдану стало невмоготу. Он не находил себе места. Сулима раздобыл у Яцка свежей корпии из турецкого госпиталя и бинтов для перевязки. По польскому обычаю, раненую руку опустили в соленую морскую воду, а по казацкому — рану присыпали табачным пеплом из трубки. Сулима ласково перевязал руку Богдана и удобно подвесил на повязке через плечо.

Но пока что все подшучивали над его пустяковой раной. А на следующий день боль стала отдавать в плечо. Несмотря на осеннюю морскую свежесть, особенно ощутимую ночью, Богдан весь горел.

Последние двое суток пришлось лежать. Он уже не в силах был подойти к Ивану, послушать его рассказы о встрече с Селимом, о девушке, «закутанной так, что только заплаканные глаза блестели да стон вырывался из пересохших уст…».

Ему приготовили постель и уложили в носовой части чайки. Сам Яцко дважды осматривал его рану. На это время у руля становился Тарас, которого вместе с донским казаком и с Иваном Сулимой Яцко взял к себе в сечевики. Больной теперь не улыбался, когда шутили, жаловался на духоту, на боль в руке.

Так и не пришлось ему разыскать в Крыму регимент Хмелевского. Войска уже оставили Крым, а отряды полковника Дорошенко давно отправили на Украину всех пленных, отбитых у татар и турок в Бахчисарае.