Владимир Прасолов - Вангол

Он поспешил, он только хотел «стереть» память начальника заготконторы, но не сделал этого, не успел, так как неожиданное появление бандита отвлекло. Начальник был в состоянии невменяемости, и Вангол просто подумал, что уже вышиб из него память. На самом деле всё оказалось не так. Как только они ушли, начальник, изображавший из себя полутруп, вскочил с кресла и опрометью бросился из кабинета. Через минуту он уже ехал на своей эмке к Остапу предупредить, а главное — получить свою долю. Предупредил и «получил».

Макушев молча ходил по двору.

— Что теперь? Где этого гада искать?

— Теперь уходить надо, капитан, — ответил Вангол. — А его найдём, не сомневайся. Пошли, нужно спешить, по дороге всё расскажу.

Почти неделю безуспешно Вангол и Макушев пытались найти Остапа в Москве. Он исчез, не оставив следов. Вконец вымотанные, они сидели в снятой Ванголом квартире и не знали, что теперь делать.

— Всё равно он проявится, так или иначе мы его нащупаем, — который раз говорил Вангол Макушеву.

— Время упущено, Вангол, он может уже быть далеко от Москвы, — сказал Макушев, выкладывая из мешка последнюю банку тушёнки.

— Нужно ждать, спешить некуда. Те люди, которых я обработал, по крупицам будут собирать о нём информацию. Не может он не проявиться среди уголовников.

— Ну, раз теперь спешить некуда, можно навестить и своих. Как считаешь, Вангол?

— Я не против, капитан. Куда путь держим? — согласился Вангол. Он видел, как все эти дни Степан сдерживал себя от этой просьбы, и ценил это. Сейчас действительно можно было позволить. Остап на этом этапе переиграл их, Ванголу просто нужно было время.

— В центр почти, — повеселел капитан. Они быстро собрались и через час уже входили в знакомый Макушеву подъезд.

Эх, какой народ казаки. Сколько смекалки и ловкости, силы и умения в их руках. Веками, передавая от отца сыну, бережно несли они свой уклад по жизни. Свято берегли традиции дедов своих. Потому надёжен был казак и безупречен и в бою, и в походе. Под руководством сотника в десять топоров прорубили за день узкую, в проход вьючной лошади, и извилистую тропу к пещере. Кустарник и молодь не трогали, отогнув стволы верёвками. Даже в двух шагах не видно было начала тропы. К вечеру закончив, собрались у костров. Настроение у всех было хорошее, все понимали: завтра оставим груз — и в обратный путь, в родные степи. У одного из костров вместе с сотником коротал вечер и Павлов. Казаки Савелий Петров и с чёрной как смоль широкой бородой Акимыч следили за костром и готовили пищу.

— Ну и борода у тебя, Акимыч, кудрявая. Наверное, казачка твоя по ночам на палец накручивала, — подначивал казака сотник.

— Не, держалась обеими руками, — со смехом поддержал сотника Петров.

— Борода как борода. Вроде у всех бороды. Однако и правда, моя борода не проста, — хитро улыбнувшись глазами, ответил казак.

— Это чем же твоя борода не проста? — спросил сотник.

— А тем, что моя борода ватагу от погибели сберегла.

— Ну-ка, ну-ка? Это как? Расскажи, Акимыч, — заинтересовался сотник.

Казак присел у костра и, увидев, что к нему заинтересованно повернулись и капитан, и сотник, кивнув, сказал:

— Расскажу, только давно это было. Очень давно.

— Очень давно у тебя, Акимыч, бороды-то не было, — улыбаясь, возразил сотник.

— Меня и самого тогда не было, а борода была, у прапрадеда моего, по рассказам, что в родове держатся, точно такая и была. Значит, мне она по наследству досталась.

— Ладно, рассказывай.

— Да, давно это было, — начал казак, удобно устроившись у костра. — В те времена, когда по Тобол-реке гулял атаман славный Ермак Тимофеевич.

— Эко ты хватил, Акимыч!

— Тихо! Сказывай дальше, — цыкнул на Савелия сотник.

— Ну так шли они по Тобол-реке стругами, а по берегам басурманы некрещёные их пасли, стрелами постреливали да зады голые казали. Супротив Ермака стояли хан Кучум и наследник его Маметкул. Было у них войско — больше тридцати тысяч татар, конница и пушки. А с Ермаком Тимофеевичем на стругах меньше тыщи казаков было да пушек небольших всего три. Среди них и пращур мой, во как — Степан Колюжный. Его с собой с Дона Иван Кольцо в ватагу сманил, ногайцев бить. А царь разгневался за ногайцев и на Ермака Тимофеича и на Ивана Кольцо со товарищи, потому они и пошли в Сибирь воевать. Подале от гнева царя, то есть волю да славу лихую искать.

— Ну ты даёшь, Акимыч, так Ермак чё, Сибирь завоевал без воли царя, что ль? — спросил Савелий.