Роберт Штильмарк - Пассажир последнего рейса

Попозднее больная снова попросила позвать к себе мать-игуменью и матушку Серафиму, вдову отца Николая.

Сколько воспоминаний, сколько событий детских лет поднялись с самого дна сознания, всколыхнулись что вода озерная от удара веслом!

Вот он, папа-летчик, частый и самый любимый гость макарьевского дома… И запах этого дома, запах детства, довольства, мамин запах… Тепло матери, чье тело зарыто было тайно от большой и неглупой девочки. Дедушка Алексей, учитель с вечными садовыми ножницами в руках… Его кончина. Весть о папином аресте и осуждении… Пароход «Кологривец».

При первом же взгляде она сразу узнала и пять сторублевых ассигнаций, и мамину нательную сумочку…

Собственно, разлука с матерью и была концом радостного детства и началом сплошных черных дней ранней юности. Трактирные будни, темные дела хозяйки-благодетельницы… И наконец — удар ножом этой же самой благодетельницы…

Так и провела весь день инокиня Анастасия, в миру — Антонина, за бумагами из ларца. Перебирала мамины вещицы, думала свою думу… Вечером ей сообщили, что мать-попадья и мать-настоятельница ожидают в коридоре.

И лишь только они обе вошли, Серафима Петровна — бух перед Тоней в ноги посреди палаты!

— Господи, сестрица, прости нас, грешных, меня и отца Николая, коли мы чем перед тобою согрешили! Ведь хранил-берег для тебя как для дочери духовной, любимой. Он тебе, Анастасия, как никто блага желал, через тебя хотел возвеличить обитель нашу убогую… А столбики-сверточки не твои, родненькая, не мамочки твоей усопшей, а наши кровные, горбом-потом выслуженные… Уж ты, голубушка наша, похлопочи перед властями-то, чтобы эти столбушки мне, грешной, возвернули!

— Обитель через меня возвеличить? О чем ты толкуешь, матушка Серафима?

— Так то самая заветная мечта его была — свою праведницу святую, чудотворицу, целительницу прославленную обрести в лице твоем. Что, скажешь, нетто это мечта не богоугодная?

Тут еще кое-что прояснилось для молодой инокини.

Она и не подозревала, что уготована была ей роль угодницы и святой чудотворицы… А мать-игуменья, страшно напуганная всеми разоблачениями, выразила полную готовность снять с Анастасии игуменской своей властью обет монашества…

Пожалуй, эта легкость в столь важном решении более всего и поразила Антонину-Анастасию. То, что ей казалось немыслимым, кощунственным, неисправимым и позорным, мать-игуменья представила ей как нечто нетрудное, поскольку обет, мол, был принесен по неведению Тониных жизненных обстоятельств.

Зоя Павловна присутствовала при этой беседе. Больная отвела взор от обеих собеседниц, а когда плачущая Серафима попыталась поцеловать руку Антонины, та руку отняла. И лишь только обе посетительницы удалились, докторша велела вынести из палаты Тонину рясу и клобук. Больная лежала, отвернувшись к стене, и ни слова не произнесла.

Еще через несколько дней Зоя Павловна выписала из больницы свою пациентку. Вышла Антонина Сергеевна в простом темном платье и белом пуховом платке…

Капитан «Лассаля», Александр Васильевич Овчинников, потрепал по плечу своего пассажира, Макария Владимирцева.

— Досказывать ли? — пошутил он. — Небось сам догадываешься, как у нас с Тоней дела дальше обернулись.

— Догадываюсь, — согласился пассажир. — А сейчас-то она… где?

— Сейчас она и впрямь Антониной-целительницей стала: детским врачом у нас в Горьком. Приедешь — может, заглянешь проведать ее. Рада будет земляка встретить!

В честь деда и старший наш Сергеем назван, и летает тоже, только повыше и побыстрее «фарманов» и «сопвичей» дедовых, хотя тем геройским аппаратам наша Тоня жизнью обязана. В отпуск сын непременно к нам, на Волгу, подается, а служит под Москвой, примерно там, где дед некогда служил. Мы с Тоней в том авиаотряде и свадьбу справляли…

Теперь вглядись-ка получше вон туда, в левобережье. Видишь, где луна над лесом… Дорожка лунная по водной глади тянется. Вот это и есть бывшее Козлихинское болото. Теперь стало озером, вернее заливом обновленной Волги…

А что до всего, про что здесь говорено было, то в личном деле у меня об этом след сохранился: дескать, в 18−19-х годах участвовал в ликвидации белых банд. Коротко — а точнее не скажешь!..

…Протяжный сигнал с низовьев отдался эхом от волжских берегов. Сквозь прозрачные свитки речного тумана мелькнули близкие огни буксирного теплохода. Капитан «Лассаля» вышел на мостик и дал ответный гудок.