Джейсон Гудвин - Величие и крах Османской империи. Властители бескрайних горизонтов

Султан Мехмед вырос и достиг совершеннолетия, Ахмед Кёпрюлю стал великим визирем и скончался, на смену ему пришел его сын — а осада Кандии все продолжалась. Фазыл Ахмед Кёпрюлю, «сокрушитель колоколов нечестивых народов», не столь склонный к жестокости, как его отец, подарил империи десять лет мудрого и умеренного правления; он мог позволить себе на протяжении трех лет, с 1666 по 1669 год, лично руководить осадой и при этом оставаться у руля государства. Поначалу венецианцы были полны решимости показать на примере Крита, что Венеция остается великой державой, однако затем, отчаявшись, попытались откупиться от турок. Ответ Фазыла Ахмеда был краток: «Мы не торговцы. Мы ведем войну для того, чтобы взять Крит».

Гарнизон Кандии держался стойко. Через некоторое время крепость стала напоминать термитник: на подмогу осажденным прибывали все новые и новые добровольцы со всей Европы, а стены были изъязвлены брешами. Турки вели осаду, мастерски применяя инженерное искусство, в котором им не было равных и которое затем они забыли настолько прочно, что в XIX веке французам пришлось заново учить их основам тактики продольных окопов, которые сами турки в свое время и изобрели. В последние три года войны погибло 30 тысяч турок и 12 тысяч венецианцев. Было проведено 56 штурмов и 96 вылазок; обе стороны взорвали ровно по 1364 мины. Но в конце концов 6 сентября 1669 года комендант Франческо Морозини (которому предстояло войти в историю с прозвищем Пелопонесский, поскольку позже он отвоевал у турок этот греческий полуостров) сдал крепость на почетных условиях, и Крит вошел в состав османского государства.

Впрочем, это было одно из последних территориальных приобретений империи, а в пределах Средиземноморья, по всей видимости, самое последнее. На севере, в бескрайних степных просторах за Черным морем, на границах с Россией и Польшей, империя предпринимала попытки справиться с казаками и подчинить своей власти Подолию и Украину, причем на первых порах ей сопутствовал успех. В 1676 году османы принудили польского короля Яна Собесского уступить им весь этот регион. В их руки перешла грозная крепость Каменец; в украинский чернозем были воткнуты турецкие бунчуки — однако через три дня после подписания договора скончался Фазыл Ахмед Кёпрюлю. Казаки бросили заигрывать с Османской империей, поскольку мощь русской армии производила на них более сильное впечатление. Пост великого визиря достался выдвиженцу семьи Кёпрюлю Кара-Мустафе, то есть Черному Мустафе, чье лицо было сильно обожжено в одном из стамбульских пожаров.

В июне 1683 года османское войско прошло парадом по улицам Эдирне, после чего направилось к Софии, а затем к Белграду. Вместе с армией выехал и султан Мехмед IV — властитель, более сведущий в искусстве охоты, нежели в премудростях военного дела. Добравшись до Белграда, он остался охотиться в окрестностях города, меж тем как его огромная армия продолжала продвигаться вверх по Дунаю под командованием Кара-Мустафы, который, по словам младшего современника, «был мужем, чья храбрость не уступала уму, воинственным и честолюбивым». В союзники был взят один венгерский мятежник; Габсбурги были на удивление расположены к мирным переговорам.

В самом начале кампании Кара-Мустафа принял решение, которое оказалось роковым: не объявлять цели похода. В результате перепуганные Австрия и Польша мгновенно договорились оказать друг другу помощь в случае нападения, кто бы ему ни подвергся, — и как только османская армия вторглась на территорию, принадлежащую Габсбургам, император напомнил полякам об этом договоре.

В Вене царила паника. Армия, вышедшая навстречу туркам, поспешно вернулась назад, отступив перед колоссальным османским войском, похожим на океанский прилив. В кампании участвовало, вероятно, около четверти миллиона османских солдат, которых сопровождали (а точнее, двигались впереди и с флангов) татарские конники, явившиеся из далекого Крыма по призыву султана. У турок они вызывали ужас не меньший, чем у христиан; они никому не подчинялись и преследовали свои собственные цели.

Информация о продвижении турок доходила до венцев в искаженном виде: так, небольшая стычка в арьергарде отступающей австрийской армии, потребовавшая, правда, личного участия главнокомандующего, герцога Лотарингского, породила панические слухи о полном разгроме. Жители города стали паковать пожитки. Император Леопольд имел склонность прислушиваться к любому своему собеседнику и следовать каждому новому совету; теперь он никак не мог решить, в чем заключается его долг как императора: остаться в городе и подвергнуться риску быть захваченным неприятелем или уехать. Когда его наконец убедили, что ему следует покинуть столицу вместе со всей своей семьей, императорской кавалькаде пришлось тайком пробираться между огнями татарских бивачных костров.