Джейсон Гудвин - Величие и крах Османской империи. Властители бескрайних горизонтов

Обитательницы гарема могли надеяться на то, что им удастся возвыситься, родив султану сына, или выйти за пределы дворца, получив хорошего мужа. Однако шансы разделить ложе с султаном были весьма невелики. Обратить на себя его внимание было непросто, поскольку большинство султанов были людьми в целом верными своим супругам. Кроме того, прежде чем девушке предоставлялась такая возможность, ей нужно было заручиться поддержкой влиятельных персон гарема. Самой влиятельной из них была мать султана, которой было позволено обращаться к сыну не по титулу, а называть его асланым, «мой лев». Разумеется, она старалась обратить внимание султана на своих протеже; интриги этих женщин, желающих видеть своих сыновей на троне, борьба между матерями и женами султанов и матерями других потомков Османа, а также между недавно попавшими в гарем рабынями, желающими как можно быстрее утвердиться на новом месте, наполняли святая святых дворца отравленной атмосферой праздности, заставлявшей с жаром браться за выполнение совершенно пустых задач. Каждой хотелось получить какую-нибудь обязанность — скажем, стирать нижнее белье султана или приглядывать за одеждой и драгоценностями более высокопоставленных женщин. Неудивительно, что у султанов слегка мутилось в голове. Ибрагим, как утверждают, разъезжал по комнатам, от пола до потолка обитым мехами, на девушках из гарема, словно на лошадях.

В 1609 году султан Ахмет I, тот самый, что первым стал заточать своих братьев в Клетку, принялся опустошать свою собственную империю, чтобы построить мечеть своего имени, известную также как Голубая. Началу строительства не помешали возражения богословов, утверждавших, что султану следует строить мечети исключительно на средства, полученные в результате завоеваний. Ахмедийе стала главной мечетью империи, любимой мечетью народа и одной из главных достопримечательностей Стамбула. У нее шесть минаретов (богословы утверждали, что это противоречит канонам). Ее двор был самым большим во всей империи. Но при этом казалось, что огромная масса здания давит на него, сплющивая и сжимая традиционные элементы внешнего облика мечети, которые выглядят столь изящно в находящейся неподалеку Сулейманийе, что была построена Синаном для Сулеймана Великолепного столетием раньше. Барабан купола у Голубой мечети меньше, напряжение, рождаемое пропорциями, не такое сильное, орнаменты — не такие безупречно правильные. На украшение мечети уходила продукция всех до единой изразцовых мастерских Изника — и все же большая часть интерьера лишь выглядит покрытой изразцами: при ближайшем рассмотрении оказывается, что плитки нарисованы. Внутри Ахмедийе, как и в большинстве других мечетей, хранилось огромное количество страусиных яиц, которые привозили из хаджа паломники. Повсюду были лампы и стеклянные вазы: в одной — маленькая модель галеры с полной оснасткой, в другой — макет самой мечети, в остальных — «великое множество безделиц подобного рода», по выражению Тевено. На отделку интерьера ушли горы изразцов, далеко не все из которых делались «по мерке», а многие просто растаскивались из других зданий; на одну только галерею над центральным входом ушло 21 043 штуки. Мечети требовалось такое великое количество материалов, что она пожирала весь камень, мрамор и изразцовую плитку, производившиеся в империи, и на время все остальное строительство полностью прекратилось. Не прошло и двух десятков лет, как с переливчатыми изразцами Изника произошли заметные перемены. Пылающий красный цвет превратился в коричневый, зеленый — в голубой, белый потерял свою снежную чистоту, погрязнел и пошел пятнами; глазурь стала шершавой на ощупь. Былое совершенство анатолийских изразцов было утрачено навсегда.

Константинополь был очень плотно застроен, и находить новые участки для строительства становилось все труднее. Вдоль берегов Босфора тянулись дворцы удачливых пашей. Кантемир рассказывает, что приобрел один из них по дешевке, когда в 1684 году город охватил страх перед вторжением, а позже, пребывая в изгнании, слышал, что он достался сестре султана. «Попробуйте представить себе мечети, минареты, позолоту, кипарисы, воду, голубое небо, лодки, Галатскую башню, Топхане, Рамазан, соединенные в единое целое… Ваше воображение ни за что не сможет нарисовать такой город», — писал Теккерей в 1853 году, решив составить «удивительный список» элементов, составляющих ткань города-лабиринта, осмотреть который у него не было времени. Леди Мэри Уортли Монтегю, жившая в Константинополе в 1717 году, попыталась вкратце описать то, что ей в отличие от Теккерея осмотреть удалось: «Очаровательная смесь садов, сосен, кипарисов, дворцов, мечетей и домов, глядящих поверх друг друга». Леди Мэри признается, что вид города вызвал в ее воображении «очень странный образ, дающий точное представление о Константинополе: в высшей степени искусно украшенный шкафчик, полки которого заставлены жестяными чайными коробками, кружками, маленькими чашечками и подсвечниками».