Джейсон Гудвин - Величие и крах Османской империи. Властители бескрайних горизонтов

Когда объявляется сбор армии, они съезжаются с такой охотой и быстротой, что можно подумать, будто их пригласили не на войну, а на свадьбу. Они собираются в течение месяца в том порядке, в котором их созывают, пехотинцы отдельно от кавалеристов, под начало назначенным им командирам, и тот же порядок они соблюдают, разбивая лагерь и готовясь к бою. На войну они идут с великим воодушевлением; многие вызываются идти вместо своих соседей, и те, кого оставляют дома, чувствуют себя несправедливо обиженными. Они утверждают, что лучше умереть на поле боя под градом стрел и копий врага, нежели дома, под слезы и причитания старух. Тех, кто погиб на войне, не оплакивают, а превозносят как святых и победителей, ставят их в пример другим и относятся к их памяти с величайшим уважением.

«Я был рожден, чтобы держать оружие», — сказал Баязид. Француз Бертран де ла Брокьер, которому в 1462 году выпал шанс наблюдать армию Мехмеда II в действии, заявил, что не видит никаких препятствий к тому, чтобы это великолепное войско при желании покорило всю Европу. В 1576 году ему эхом вторил венецианец, полагавший, что над христианским миром нависла угроза уничтожения. «Империя обладает военными силами двух видов, — делится он ценной информацией, — сухопутными и морскими. И те и другие вселяют ужас». Сухопутные силы империи, в свою очередь, тоже делились на два вида: легкую, летучую кавалерию, состоящую из представителей турецких семейств, и тяжелую, невозмутимую пехоту.

Пехота формировалась из янычар. Эти дети балканских пастухов и земледельцев обладали как сильными сторонами, свойственными крестьянам, так и крестьянской же ограниченностью. Их взгляд был устремлен под ноги, на землю, которую нужно захватить или удерживать против превосходящих сил противника. Они очень по-крестьянски ценили пищу — до такой степени, что звания их офицеров были позаимствованы на кухне: раздатчик похлебки, водонос, повар, поваренок. Потеря знамени полка в бою считалась позором, но потеря полкового котла влекла за собой разжалование всех офицеров. Янычар, разгуливающий по улицам Стамбула, был персоной привилегированной; не будучи богат, он носил пышное одеяние и держал себя с достоинством солдата, честно заслужившего свое особенное положение среди людей, которое, в том числе, означало неподсудность обычному суду. Он был совершенной боевой машиной с головы до пят, от верхушки белоснежного тюрбана до грубых красных туфель. Английский посол однажды посмеялся над маленькими лопатками, привязанными к их поясам, и сказал, что янычары больше похожи на землекопов, чем на солдат. Его более умный собеседник тоже посмеялся, но напомнил, что «именно такого рода оружие скорее, чем аркебузы и пушки, помогло туркам отнять у наших единоверцев такие твердыни, как Родос, Агридженто, Хиос и множество других прославленных крепостей. Я не могу представить себе, какая сила способна уберечь крепость, когда сотня тысяч этих людей, а то и больше, собирается под стенами и начинает одновременно орудовать своими лопатами».

Сипахи, то есть кавалеристы, всегда были исключительно турками и мусульманами по рождению, потомками гази былых дней как в переносном, так и в самом прямом смысле слова. Когда сипахи садился на коня и брал в руки лук, а в ушах у него звенел клич командира: «За мной, мои волки!» — он превращался если и не в первого со времен мифической древности кентавра, взявшего в руки оружие, то, во всяком случае, в единое стремительное целое со своим скакуном. Лишившись коня во время военной кампании, он мог лишь беспомощно стоять на обочине, положив седло себе на голову и безмолвно взывая к милости какого-нибудь сильного мира сего, который даст ему новую лошадь.

Сипахи были разбросаны по империи и всегда находились в движении: с постоя на постой, а оттуда — на войну. На протяжении всей своей истории они сохраняли частицу вольного духа гази и некоторые из их обычаев. Они носили шкуры. Они упражнялись в стрельбе, как степные кочевники: проносились на полном скаку мимо медного шара и, развернувшись в седле, пускали в него стрелу. Сигналом собираться на войну перед стамбульскими воротами Эдирнекапы или на берегу Босфора в Скутари для них был воткнутый в землю бунчук с конским хвостом. Когда кавалериста приговаривали к смерти за то, что его конь потоптал посевы у дороги, коня казнили вместе с седоком.

Мечтой каждого всадника было поступить на службу в регулярную армию и получить тимар, доход с которого позволял его владельцу заниматься только военным делом. Больные, пишет Райкот, [17] Сэр Пол Райкот (1628–1700), английский торговый агент в Смирне, пользовавшийся уважением и любовью практически всех, кто был с ним знаком, написал несколько книг об Османской империи и жизни ее религиозных общин. Его «История» была издана в 1679 г. в качестве дополнения к написанной в 1604 г. «Истории турок» Кнолла. Райкот был опечален тем, что его работа «ужата до пятидесяти листов и сделана приложением к устаревшему и невразумительному сочинению», — однако книгу хорошо приняли в Европе. Позже он занимался торговлей в Гамбурге и первым из англичан позаимствовал у немцев манеру спать под пуховым одеялом. приказывали нести себя на войну в постелях, тимариотов грудного возраста привозили в люльках. Тимар был не более чем удобной формой платы за военную службу — владение им означало, что тимариот получает право, в соразмерности со своими заслугами, собирать часть государственных налогов и оставлять их себе. Вся земля империи и все налоги населяющих ее людей принадлежали султану, который часть своих доходов отдавал напрямую подданным в обмен на службу. Рядовой кавалерист получал доходы с тимара — например, маленькой деревни. Его командиру могли выделить зеамет — доход с нескольких небольших деревень и, может быть, с рынка. Высшие чиновники провинции получали хас, представлявший собой совокупность разного рода доходов, собираемых в землях, которыми они управляли от имени султана. Источники этих доходов могли быть разбросаны по провинции, но чаще были сосредоточены в городе, в пределах непосредственной досягаемости жившего там должностного лица. Это были разнообразные городские налоги и пошлины: мостовой сбор, базарный сбор, налог на очаги и так далее. Каждый сипахи обязан был в военное время выставлять определенное количество вооруженных людей: тимариот — одного-двух, владелец зеамета — пятерых-шестерых, а бей должен был являться на сбор во главе всей своей челяди: оруженосцев, всадников, рабов.