Сергей Юрченко - Скопец, сын Неба

- Я понял, господин,- осторожно отвечает мытарь, - что вы не говорите просто так, и над вашими словами нужно думать, прежде чем отвечать. Я не хочу выглядеть глупым.

- Но что-то ведь ты подумал. Скажи нам, - дружески предлагает Иисус.

Матфей колеблется, подбирая слова.

- Мне тоже хотелось бы думать, что человек не только мера вещам, но и их первопричина. Я правильно понял вашу мысль?

- Да.

- Так вот. Это было бы прекрасно. Но разве не Бог - первопричина? И жизненный опыт нас в этом убеждает. Вещи не зависят от нас.

- Дело не в вещах, а в их существовании. Мы не затрудняемся в определении их существования, поскольку нам это кажется очевидным. Но скажу тебе, что нет вопроса более сложного, чем вопрос о существовании. Попробуем разобраться, в каком смысле существуют вещи. Что мы ныне празднуем, Иоанн?

- Субботу, учитель.

- Следовательно, суббота существует. А теперь, Матфей, покажи мне субботу.

Мытарь разводит руками:

- Она вокруг нас.

- Я вижу стены, стол, светильники, чаши. Я не вижу субботу.

- Суббота - это каждый седьмой день от сотворения мира.

- Боюсь, Матфей, что если я попрошу тебя показать мне день и число семь, ты опять будешь в затруднении. Ведь и суббота, и день, и число семь существуют только в языке. Где они все окажутся без человека?

- Я вас понял, - заключает Матфей. - Все вещи, которые относятся к категории мер, недействительны и существуют только в языке.

- Но все вещи существуют только в языке и только они действительны. Возьмем что-нибудь из того, что ты, Матфей, называешь действительным. Вот эту чашу, - Иисус указывает на посуду, из которой пил вино. - Нам следует сразу уточнить, что речь идет только об этой конкретной чаше, а не о чаше вообще. Чаши вообще нет в этом мире, она лишь имя, существующее только в языке. Если разбить эту конкретную чашу, будет ли она существовать?

- Пожалуй, нет. Будут существовать ее осколки.

- А если их склеить, чаша будет существовать?

- Да.

- Не странно ли это для чаши, которая то появляется, то исчезает. Куда она исчезает и где она появляется? В мире ли происходят эти чудеса или они происходят в нашем языке, которым мы видим, слышим, чувствуем и думаем?

- Быть может, склеенная чаша уже не та же самая чаша?- предлагает Матфей. - Старой чаши больше нет, есть другая, новая чаша.

- И вот мы имеем уже вместо одной чаши много новых чаш с царапинами, трещинами и мелкими сколами. Но ведь это одна и та же чаша. Нет более сложного вопроса в мире, чем вопрос о его существовании, - повторяет Иисус. - Вернемся к нашей чаше. Если разбить ее на мелкие куски, а куски истолочь в глину, в прах, то ведь только эта горстка праха и будет существовать?

- Верно.

- Но чаша всегда состояла только из этого праха. Так что же существует: чаша или горстка праха, из которого она состоит?

- Пожалуй, в действительности существует только горстка праха.

- А теперь вспомни, Матфей, что все в мире состоит из праха, и мы сами из праха, и воздух, который вокруг нас, и огонь, и свет - все прах. Мир - это только прах. В каком же смысле существует все, что делает этот мир миром?

- Оно существует в языке?

- И только в языке! Душа - хранилище языка. Поэтому душа и мир единосущны. Мир есть язык. Все называемое существует, и все существующее называемо. Первая часть этого утверждения очевидна. Если что-то можно назвать, то оно уже существует в языке. Когда Бог открылся Моисею под своим именем, он дважды свидетельствовал о себе: что он существует и что у него есть имя. И как возможно одно без другого? Вторая часть утверждения не кажется такой очевидной. Возможно, что-то может существовать вне языка. Тогда оно существует в недоступном для нас смысле. Мы даже не способны говорить о нем, даже помыслить его невозможно, ибо оно вне языка. А теперь, Матфей, попробуй вместить в себя то, что я скажу. Царство Небесное вне языка. Оно за тем прахом, из которого состоит этот мир. То самое, что невозможно даже помыслить. Когда говорю: Царство Небесное, - ничего не говорю. У него нет даже имени. Преступаю, но не могу преступить; говорю, но не могу говорить; называю, но не могу назвать. Душа не может выйти из языка, - только с гибелью своей. Нет души вне мира, и нет мира вне души. Царство Небесное начинается там, где кончается душа. Это царство чистого духа, Духа Святого. Там нет языка, там нет человека, там нет ничего. Только свобода, свобода, которая и не снилась человеку, свобода чистого Духа. И все мы носим его в себе. Поэтому я сказал тебе: Царство Небесное внутри тебя. Но помни! Когда говорю “Царство Небесное” и “Святой Дух”, - ничего не говорю.