Юрий Тубольцев - Сципион. Социально-исторический роман. Том 1

Наемникам показалось, будто земля загорелась у них под ногами, и они, обезумев от ужаса, бросились врассыпную, а карфагеняне из защитников государства снова обратились в расчетливых дельцов и, смекнув, что попытка бегства столь же безнадежна, сколь и сопротивление, поспешили сдаться римлянам, уповая на могущество оставленных дома сундуков.

Фронт сражения оказался слишком широк, чтобы кто-либо, кроме находящихся на самом краю строя, мог иметь надежду скрыться от тылового удара многочисленной конницы. Поэтому битва выродилась в беспощадное избиение побежденных. Римляне, прежде за счет характера державшие страсти в подчинении, теперь отпустили узду, и эмоции несли их по равнине быстрее коней. Шестнадцать лет копившийся гнев к агрессору хлынул на поле и затопил наемников в крови. Здесь им припомнили и «Тразименское озеро», и «Канны», и подвиги в захваченных городах, «победы» над женщинами и стариками, италийские руины и выжженные земли, тут они «получили» и золото, и серебро! Каждый наемник, громыхающий в беге еще не сброшенными остатками доспехов, имел ровно столько времени, сколько нужно, чтобы успеть проклясть свою мать за то, что она родила его, после чего копье или меч милостиво обрывали эти праведные мучения.

Сципион с императорского холма взирал на грандиозную драму возмездия и в исступлении чувств заливался слезами, впервые за годы власти потеряв контроль над собою в присутствии подчиненных. На зрелище распятого на африканской равнине Ганнибалова войска накладывались истерзавшие его за долгое время войны картины несчастий сограждан, и он, не сдерживаясь, кричал своим солдатам: «Еще! Еще!» На мгновение ему явился образ Ганнибала, и он воскликнул: «Смотри же, Пуниец, на итог твоих эгоистических стремлений! Уж теперь ты, конечно, пожалел, что не слеп на оба глаза!»

Увы, Публий ошибся в Ганнибале, и это была его единственная ошибка за день. Ганнибал не видел избиения своих людей, да они уже и перестали быть для него своими. Дух Эмилия Павла, предпочевшего гибель вместе с войском позорной жизни, был чужд вождю наемников, а потому Ганнибал уже давно упражнял коня в преодолении равнин и холмов. Он ударился в бегство сразу же, едва только опытным оком узрел участь загубленного им войска, и теперь его заботило лишь одно: как бы не попасться на глаза римским всадникам или — еще того страшнее — бывшим соратникам, каковые теперь были для него страшнее любого врага.

Когда у конницы не осталось иных забот, кроме как по обустройству пиршества шакалам, воронам и грифам, Гай Лелий и Масинисса подъехали к Сципиону и, взбежав на преторий, обнялись с полководцем. Вначале это сделал Лелий, но потом и Масинисса, смутившийся в первый момент, последовал его примеру.

— Почему ты дал нам задержку, Публий? — торопливо спросил Гай, хотя глаза его кричали только о победе. — Ты хотел заманить пунийцев поглубже?

— Да, Ганнибал предусмотрел пути отхода в лагерь, — устало ответил Сципион.

— Свершилось, — торжественно промолвил Лелий. — Теперь я желаю только одного: чтобы мы всегда оставались друзьями.

— И я мечтаю о том же, — на чистой латыни объявил Масинисса. Сципион задумался и после паузы тихо сознался:

— А я сейчас хочу умереть… Потому что такого дня уже не будет в моей жизни.

Все погрустнели, но тут Публий встрепенулся и со счастливой улыбкой сказал:

— Простите меня, друзья. Я, конечно же, буду жить и буду хотеть жить… ради вас и всех нас. Теперь, когда этой кровью мы омыли мир, очистив его от мерзости и грязи, жизнь стала истинным благом.

Тем временем события шли своим чередом. С присущей римлянам расчетливостью, удивительным образом уживавшейся в них с неистовым темпераментом, войско, даже в такой обстановке послушное воле полководца, разделилось, и часть манипулов отправилась к пунийскому лагерю, чтобы выбить оттуда остатки врага и завладеть добычей, а остальные продолжали сосредоточенно истреблять бегущих, будучи, благодаря справедливости установленного порядка, вполне спокойны за причитающуюся им долю трофейного добра. При столь оперативных и целенаправленных действиях лагерь был взят почти без боя, и армия Ганнибала прекратила свое существование даже формально.

В этой битве было уничтожено двадцать тысяч представителей пунийского войска, почти столько же — взято в плен. Римляне потеряли около двух тысяч воинов убитыми, и почти все победители получили различной тяжести раны, которыми великое сражение, как символами славы, отметило их на всю оставшуюся жизнь.