Сергей Алексеев - Крамола. Книга 2

Да доброго молодца!

Андрюшка со всех ног бросился к деду и встал под его правую руку, заглянул в лицо, тряхнул за штанину:

— Деда, ты с бозенькой говолишь? С бозенькой?

— С Боженькой, Андрей Николаевич, с Боженькой, — подтвердил дед. — Коль, пока не забыл: как меня похоронишь, так съезди в Башкирию. Километров десять от Уфы место есть, в степи. Найди его. Я после амнистии туда заезжал, да там целину подняли, все перепахали, хлеб сеют.

— Ну? И что? Зачем? — поторопил Николай, предчувствуя неожиданность в словах деда.

— А посмотри, не пророс ли мой грех? Не видать ли там костей.

— Каких костей, дед?! — чуть не закричал Николай. — Перестань!

— Человеческих, каких же еще, — невозмутимо ответил Андрей Николаевич. — Их ведь там не прикопали как следует. Как вспашут, так кости подымаются. Ты походи, пособирай да схорони. Потом как-нибудь еще съездишь. А место найдешь. Поспрашивай у трактористов, они скажут. Кости как камни: сколько ни собирай, все выпахиваются.

Николай сел на землю, стиснул кулаки.

— Мне что, дед, судьба такая выпала?

— Судьба, Коля, — вздохнул он. — Это еще не все. Дорога к храму длинная… Потом съезди на Обь-Енисейский канал. Там у шлюзов могила должна быть. Местные там хоронили, спроси стариков, должны знать. Хоть крест поставь, что ли… Я бы сам везде прошел, но не успею. Нет больше времени. Пошли, чего сел? Некогда сидеть.

— Говорят, когда в Есаульске начали первую скважину бурить, по городу какая-то старуха бегала, — сказал Николай. — Бегала и кричала, чтоб не трогали землю. Если тронут — мертвые из земли встанут и стоять будут.

— Альбина была. — Дед покачал головой. — Она будущее знала. Вот и мне срок назначила. Какое число сегодня, помнишь?

— Она тебе назначила срок?! — вскочил Николай. — Она?

Дед засмеялся, взял Андрюшку за руку и повел в гору. И снова запел:

Как по молодцу

Да плакать некому,

Да плакать некому.

«Если он сегодня умрет… Если он сегодня умрет…» Он не мог закончить этой фразы даже мысленно, а первая ее часть застряла в голове и сковала разум. Почему-то стало темно, ветер вылизывал траву и холодил спину. Стихли птицы, умолкли в траве кузнечики — мир мертвел на глазах, наливаясь синюшным оттенком.

— Коля? Коля! — донеслось, будто сквозь сон. — Что же ты сидишь? Гроза такая идет! Смотри!

— Храм строить надо, — Николай пошел в гору. — Обыденный храм…

Светлана набросила ему на плечи китель, повела за собой, как ребенка. Над холмом заворчал гром: сухая гроза электризовала воздух, ветер отвесно падал с неба и разбегался пыльными вихрями.

— Молчи, молчи, милый! — уговаривала Светлана. — Господи, что же я с вами троими делать буду? Боюсь, Коля, боюсь!

— Ехать мне нужно, поеду я! — спохватился Николай. — Прости, Света, там люди собрались.

— Пережди грозу!

— Да где же ее переждешь?

Косой клин огня метнулся с неба, и в тот же миг ударил гром. Зазвенело в ушах. Они взбежали на холм, и Николай увидел деда, стоящего на месте заросшего пепелища. Андрюшка выглядывал из кельи и звал, будто птенец, выпавший из гнезда:

— Деда! Деда!..

— Я смерти не ищу, — опередил внука Андрей Николаевич. — Даже снаряд в одну воронку дважды не попадает.

Дед стоял, подняв руки к грозовой туче, подставлял ей лицо, как подставляют солнцу. Он еще был жив, но как бы уже не принадлежал этому миру; земная жизнь его теперь состояла в ожидании, и никто, кроме рока, не волен был над ним. Он постепенно угасал как мирской человек, но чувства его не отмирали, а, будто собранные линзой лучи света, они перевоплощались в любовь. Только любовь эта предназначалась не людям — Богу. И желания его не становились беднее, наоборот, обогащались, хотя со стороны казались убогими. Сейчас он как бы шел в верховья берегом реки — отпадали от русла притоки, ручьи, родники, и искал то единственное русло, в которое уже ничего не впадает со стороны и которое питается из самого Истока.

Наверное, так становятся монахами, живыми мертвецами.

И даже не ведая отпущенного тебе времени, можно загадать себе день и час, а потом готовиться к нему, натруживая душу свою, как натруживают ноги в долгой дороге, и избранный по своей воле срок удостоен будет Высшего освящения.

Глядя на деда, стоящего с воздетыми к грозе руками, Николай впервые осознал и поверил, что умрет он именно сегодня и смерти его уже ничем не остановить.

А если так, то сегодня он докажет живым, что действительно знал будущее и не сумасшедшим был, когда крикнул на площади Слово и Дело и позвал людей строить Обыденный Храм. Блаженным — да, но не сумасшедшим.