Сергей Алексеев - Возвращение Каина (Сердцевина)

И эта своя кровь словно привела его в чувство. Он забрел в какой-то двор, протиснулся между мусорных баков и сел на пустой ящик. Долго держался, чтобы не курить, и, едва закурив, ощутил, как вместе с дымом закружился в легких щекотливый позыв к кашлю.

С окончанием комендантского часа он вышел на улицу, с трудом остановил машину и за большие деньги поехал домой. Он чувствовал усталость во всем теле, а вместе с ним как бы и ярость притомилась в крови и сознании. Он хотел только спать, а выспавшись, не знал, что станет делать дальше. Привыкший все время думать о будущем, так или иначе рассчитывать свой следующий шаг, сейчас он был лишен этой способности вместе с больной памятью прошлого. Суть всей жизни очень емко укладывалась в текущую минуту, и она, как лучик лазерного прицела, скользила в пространстве, выискивая цель.

Он едва поднялся на двенадцатый этаж: стариковские одышка и кашель мучили его на каждом марше. Он открывал мусоропровод и сплевывал кровь. С ключами наготове Кирилл подошел к своей двери и остановился.

На крашеной железной двери была надпись: «Здесь живет убийца».

Не веря глазам, он потрогал рукой буквы, написанные ярким суриком: краска еще не просохла и липла к пальцам.

— Хорошо, — проронил он и сел на ступеньку лестницы.

И затылком почувствовал рдеющие красные буквы.

Частная машина, на которой он приехал сюда, стояла у обочины.

— Поехали? — спросил Кирилл.

— Поехали! — довольно отозвался частник и отщелкнул кнопку на двери. — Что, здесь облом?

— Облом, — подтвердил он. — Гони к трем вокзалам.

— Что-то плохо выглядишь, командир, — посочувствовал частник, выруливая на пустынную по‑утреннему магистраль. — Не заболел?

— Нет, я брата убил, — признался Кирилл.

— Брата?.. Шутка, что ли? — натянуто улыбнулся частник. — Впрочем, да, по лицу видно, убил кого-то…

Руки на баранке стали нервными, хотя он не показывал виду.

— Не бойся, тебя не трону, — успокоил Кирилл. — Свези на вокзал.

— Да уж не убивай, — попросил частник. — Я извозом промышляю… От нужды, трое детей, жена по сокращению… Вообще-то я кандидат технических наук, в оборонке работал. Не «жигуль» этот — с голоду бы сдохли… Я утром выезжаю — жена целый день трясется. Сейчас многие убивают, сажать страшно… Посадишь и сам трясешься.

— Не трясись, не убью, — еще раз заверил Кирилл. — И заплачу. У меня денег много.

— Затрясешься тут, — один глаз его смотрел на дорогу, другой на Кирилла. — Затылок холодит…

— Если боишься — высади…

Он мгновение подумал и уже ногу сбросил с педали газа, однако вновь наддал.

— Ладно… Сколько заплатишь?

— Двести.

— Свезу, командир, — согласился частник. — За что брата-то…

— Ни за что…

— Сейчас много ни за что убивают. Человеческая жизнь потеряла свою цену. Когда жизнь дорожает — человек дешевеет. При коммунистах люди дороже были. Чуть какого диссидента еще только арестуют — на Западе визгу! Американцы готовы авианосец к нашим берегам поставить. Тоже ценили наших. А теперь вон средь бела дня из орудий расстреливают — хоть бы кто слово сказал. Полная поддержка. Мусор у нас стал, а не народ.

— Это я стрелял, — признался Кирилл.

— Где — стрелял? Куда?

— По Белому дому, среди белого дня…

Частник недоверчиво посмотрел, покачал головой, пожал плечами:

— Не пойму никак… Шутишь или нет?

— Спать хочу, — вдруг сказал Кирилл. — Глаза закрываются…

— Лучше поспи! — одобрил частник. — А то я от разговоров вспотел весь…

Он дотерпел все-таки до вокзала, рассчитываясь, сказал осмелевшему частнику:

— Фамилия моя — Ерашов, запомни. Потом, когда станет все известно, обязательно услышишь. Детям расскажешь — убийцу подвозил.

— Запомню, — пообещал тот, защелкивая дверь.

В электричке лучик прицела скользнул по головам пассажиров и угас.

Его разбудила какая-то женщина. Электричка стояла на городском вокзале, мгновенно перемещенная в пространстве. Кирилл вышел на перрон, зажмурился от яркого солнца и, смаргивая солнечные зайчики в глазах, побрел по направлению к Дендрарию. Только сейчас боль в избитом теле начала проявляться всей своей тяжестью. Каждое движение отдавалось в позвоночнике и вспухшем левом ухе, однако он, как мазохист, повторял про себя единственное слово — «хорошо!».

Вдруг кто-то окликнул его по имени. Слышало только правое ухо, и потому он не понял, откуда зовут.

— О! Не обозналась! Кирилл! — Перед ним оказалась та рыжая девушка с косинкой в глазах, которая купалась с ними в ночь перед крещением Аннушки. И вместе со всеми топила его, играя в русалок.