Федор Зарин-Несвицкий - За чужую свободу

– Я не ожидал вас сегодня встретить, – начал он, – и тем более рад…

Соберсе вспыхнул.

– Я здесь не для выражения преданности. Я не признаю и никогда не признаю своим королем наследника позора и рабства, – дрожащим голосом произнес он. – Я подданный императора острова Эльбы. Ведь вам известно, что бывшему императору Франции отдается остров Эльба?.. Мы его адъютанты, и мы последуем за ним. Мы здесь для того, чтобы иметь возможность ближе увидеть общественное настроение.

Д'Арвильи слушал этот разговор с равнодушным, холодным лицом.

– Я вас понимаю, – просто ответил Левон. Чтобы переменить тему разговора, он сказал: – Здесь дядя, и, наверное, он будет рад повидать вас.

– О, с удовольствием, если будет возможно, – отозвался Соберсе.

Затем Левон рассказал, что был свидетелем геройской смерти Дюмона. Соберсе грустно кивнул головой.

– Я имел печальное утешение отдать ему последний долг, – сказал он, – я похоронил его. Около него все время находился приставленный мною верный человек. Он нашел его тело и известил меня…

В эту минуту, оживленно разговаривая с высоким, изысканно одетым пожилым человеком, в приемной появился маркиз д'Арвильи. И вдруг остановился бледный, словно окаменевший. Он узнал своего сына. Граф тоже узнал отца, но только на миг его гордое лицо дрогнуло, и он продолжал смотреть тем же холодным, равнодушным взором.

– Рауль, мой мальчик! – воскликнул старик, бросаясь к сыну с протянутыми руками. – Сколько лет на мои письма я только изредка получал от тебя одно слово, что ты жив!.. Как я искал тебя!

Граф с поклоном отступил на шаг и потом, выпрямившись, холодно ответил:

– Мой отец, вы искали меня не там, где надо, я все время был там, где была честь и слава Франции.

Руки маркиза опустились. Последняя краска сбежала с его лица. Оно приняло жалкое, страдальческое выражение.

– Но ты теперь здесь! Этим все сказано! Ты заблуждался, мой мальчик, – тихо начал он.

– Да, – ответил граф, – вы правы, отец. Мы, может быть, заблудились, но на полях славы, а не в передних врагов родины! Во всяком случае, я не подданный бывшего графа Прованского и вашими стараниями ныне короля униженной Франции.

Маркиз поднял руки, словно умоляя сына замолчать, и бросил мгновенный, испуганный взгляд на своего собеседника. Сын поймал этот взгляд и с нескрываемым презрением произнес:

– О, барон империи и пламенный приверженец Бурбонов господин Витролль сумеет по достоинству оценить на ши чувства.

Витролль сделал шаг вперед.

– Граф!..

– Если угодно, мы поговорим потом, – прервал его граф, – теперь я разговариваю с моим отцом. Из соседней залы донесся смутный шум.

– Идемте, маркиз, мы опоздали, – нетерпеливо сказал Витролль, беря под руку д'Арвильи.

Старик бросил на сына умоляющий взор.

– Ты придешь ко мне, мой мальчик? – тихо спросил он.

Снова дрогнуло гордое лицо, и голос графа прозвучал почти нежно, когда он ответил:

– Я еще увижу вас, отец.

Эта сцена произошла так быстро, что Левон и Соберсе были ошеломлены…

Внизу загремел барабан, послышались крики» ура». Почетный караул встречал императора. Левон вспомнил о своих обязанностях и, торопливо попрощавшись, сказав на ходу свой адрес, побежал вниз.

Восемьдесят тысяч союзного войска и парижской национальной гвардии блестящими линиями выстроились на площади Согласия и протянулись по соседним бульварам и улицам. Множество народа толпилось на террасах Тюильрийского дворца и на набережной Сены, ожидая проезда государей. В этой жадной до зрелищ толпе немало было таких, которые так же, как и теперь, теснились двадцать один год тому назад, чтобы посмотреть, как на этой площади падет под гильотиной палача венчанная глава Людовика XVI.

Мистической душе Александра сегодняшнее торжественный молебен на месте казни казался очистительной жертвой за преступление народа. Он не только спасал народ от» тирана», но и призывал Божье милосердие на его грешные головы и примирял его с Богом. Ему казалось, что на этом кончается его подвиг, его святая миссия, возложенная на него Богом. Но легкомысленные парижане, очевидно, не понимали его глубоких мистических настроений и больше интересовались самим императором, маршалами империи, сопровождавшими его, блестящей свитой, золотыми ризами русского духовенства.

Восторженно – сосредоточенное выражение было на лице государя, когда он преклонял колена. Стройные звуки русских молитвословий неслись к ясному небу… Даже скептические парижане были взволнованы этими чудными торжественными напевами и глубоким благоговейным чувством, отражавшимся на лицах молящихся русских воинов…