При глубоком благоговейном молчании шевалье, взволнованный и потрясенный, сошел с кафедры.
– Данила Иванович, – говорил Гриша с блестящими, увлаженными глазами, – научите меня, что надо делать? Я не могу уже так жить, как жил до сих пор! За что мне приняться? С чего мне начать? Ах, как я счастлив, как счастлив я, Данила Иванович, как никогда! Какие люди!.. Вы знаете, князь Пронский сказал мне: «Если своя жизнь не удалась, то удовлетворение можно найти здесь». Но ведь это же и есть настоящая жизнь? Правда, Данила Иванович?
– Спите, спите, милый мальчик, – ответил растроганный Новиков, – вы видите уже солнце.
Но Гриша так и не спал всю эту ночь…
Первым вестником, конечно, явился Евстафий Павлович. Это был как раз первый день Пасхи. Рано утром он вбежал в столовую с радостным возгласом:
– Христос воскреси!
Его появление было восторженно встречено.
Все благополучно. Едут все вместе. Он оставил своих на последней станции Кур‑де – Франс, явился в главную квартиру, узнал адрес друзей и приехал. Долго жили во Франкфурте, проехались в Базель, затем в Труа, Ирина ни за что не хотела быть далеко от армии. Писем посылали массу, но ни одного не получили в ответ… Все здоровы, только Ирина немного слаба. Но это вздор! Много тревожилась. Но еще через три дня после взятия Парижа узнали через знакомого офицера, что все живы. Теперь все спокойны и счастливы. Он по обыкновению приехал в качестве квартирьера.
Он говорил оживленно и весело и казался помолодевшим. Бесчисленные вопросы посыпались на него. Он едва успевал отвечать.
Герта очень сдружилась с Ириной. Никита Арсеньевич с удовольствием беседует со старым Готлибом, а его скрипка для всех источник истинного наслаждения.
Евстафий Павлович пришел в восторг от этого отеля. Но, к великому сожалению друзей, никто из них не имел возможности отправиться навстречу дорогим гостям. Сегодня государь назначил на площади Согласия парад и торжественный молебен, и все офицеры должны были присутствовать, а Левон по своему новому званию флигель – адъютанта должен был ехать сейчас же для сопровождения государя.
– Ну, что ж, – сказал Евстафий Павлович, – я сам их встречу и привезу сюда. Ну, слава Богу! Уж как я рад, что эта проклятая война кончилась!
И от избытка чувств он снова перецеловал друзей.
Приемные дворца Талейрана были с самого раннего утра переполнены высшими военными и гражданскими чинами. Особое внимание привлекали к себе сподвижники Наполеона. Со смешанным чувством стыда и грусти смотрел Левон на этих прославленных героев, прогремевших на весь мир, покинувших в последнюю минуту того, кто дал им славу, богатство, титулы, почти престолы – своего вождя и друга! Гордо возвышалась фигура Нея с львиной головой, маршал Удино, герцог Реджио непринужденно беседовал с принцем Невшательским Бертье и маршалом Лефевром. герцогом Данцигским. Тут стоял в толпе наполеоновских генералов и Макдональд, герцог Тарентский… С гордым видом проталкивались вперед французские аристократы, роялисты из фобурга Сен – Жермен и поспешившие прилететь на добычу авантюристы – эмигранты. Их король находился еще в Гартвелле, откуда собирался проехать сперва в Лондон к принцу – регенту. На днях ожидался приезд в Париж брата короля и его наместника, достаточно известного всей Европе графа д'Артуа. Роялисты чувствовали себя хозяевами положения. Мелькали черные сутаны. Левон заметил Дегранжа. В задней маленькой приемной, почти пустой, так как все теснились поближе к пути шествования государя, Левон вдруг увидел знакомое лицо. Он сразу узнал этого бледного худощавого офицера. Это был виконт Соберсе, похудевший, осунувшийся, бледный, с угрюмым, мрачным взглядом. Рядом с ним стоял другой офицер, постарше, но еще молодой, с тонкими чертами лица и надменным выражением.
– Виконт! – радостно воскликнул Левон, – это вы? Как рад я видеть вас.
Соберсе поднял глаза, несколько мгновений присматривался, и его мрачное лицо просветлело.
– Князь, – протягивая руку, ответил он, – какая встреча!
Молодые люди сердечно пожали друг другу руки.
– Мой друг, граф д'Арвильи, – сказал Соберсе, указывая на своего соседа.
Граф холодно поклонился.
– Я имел честь встречаться в Петербурге с маркизом д'Арвильи, – сказал Левон. – Это ваш родственник?
– Это мой отец, – сухо сказал граф.
Левона поразил оттенок пренебрежения, с каким граф произнес эти слова. Он снова обратился к виконту.
Читать дальше