А. Марченко - Диктатор

— Что вы сделали с моей империей без меня? — грозно спросил Сталин.

Ответом ему было глухое и страшное безмолвие.

Тогда он сам ответил на свой вопрос:

— Я вам оставил великую империю, перед которой трепетал мир, а вы превратили ее в удельные княжества. Я вам оставил мир, а нашел смуту и войны. Я оставил вам несметные богатства, а нашел нищету. Я оставил вам победы, а нашел поражения. Я оставил вам одну сильную партию, а нашел множество партий и партиек, раздираемых дьявольской борьбой за власть. Я оставил вам государство крепкое и прочное, как монолит, а нашел президентов едва ли не в каждой деревне. Я снова спрашиваю вас: что вы сделали с моей империей без меня?!

Молчала Красная площадь. Молчала Москва. Молчала гигантская страна…

В Москву поезд прибывал на рассвете, но Женя уже не спала. Впрочем, она не спала почти всю ночь, еще разделявшую ее от встречи со столицей, которую она не видела уже столько лет! Собственно, даже и не Москва влекла ее к себе теперь, когда она, привыкнув к жизни в крохотном поселке в ста верстах от Томска, на берегу своенравной реки Томи, отвыкла от столицы, а таящаяся где-то в глубине ее метущейся души слабенькая и хрупкая надежда на то, что в городе, где ей суждено было родиться, бегать в школу и влюбляться, она сможет встретить хотя бы кого-то из своих родных или сверстников. Надежда эта, как Женя время от времени пугала себя, была совершенно несбыточной, разве что волшебник мог превратить ее в реальность, но она, умудренная опытом горькой и уже успевшей опостылеть ей жизни, привыкла сознавать, что чудеса всегда совершаются с какими-то другими, безвестными ей людьми, но только не с ней. И все-таки, даже не веря в это чудо, она вознамерилась, может быть в последний раз, попытать счастье! Кто знает, кто ведает, что произошло на самом деле и с ее мамой, и с отцом, и с дедушкой? Может, люди, которые в разное время сообщили ей о их смерти, ошибались, может, почерпнули эти горькие вести из третьих рук, может, говорили ей совсем о других людях, а не о ее родных?

Обдумывая все это, Женя наметила план своих действий в Москве. Нет, она не будет любоваться красотами города, который принес ей столько несчастий, сполна хвативших бы и на десяток людей. Первым делом она отправится в Лялин переулок, чтобы выяснить все, что возможно о матери и отце, потом поедет в Старую Рузу, чтобы разузнать о дедушке Тимоше, «дедуле», как любила она называть его, когда была еще совсем маленькой. Боже мой, какое бы это было счастье, какая чудодейственная награда за все ее муки, если бы дедушка остался в живых! Пусть она уже стала взрослой, она, как прежде, прыгнула бы ему на шею, прижалась к нему, как к своей надежной опоре. Нет, все-таки наперекор всему он должен быть жив! Ведь от многих попыток Берия расправиться с ним его оберегал сам Сталин, который, следуя каким-то своим непостижимым прихотям, долгие годы оставлял на свободе свою жертву, своего столь явного и бесстрашного политического противника.

Увидеться с бабушкой Марией Петровной было уже невозможно: Женя сама видела телеграмму, полученную из Котляревской от ее мужа, в которой сообщалось, что она скончалась от инфаркта: конечно же она не перенесла горя, обрушившегося на ее дочь.

По всем приметам — и по тому, что вдоль железнодорожного полотна уже громоздились в хаотическом беспорядке всевозможные склады и базы, и по тому, что березовые леса сменились редкими перелесками, и по тому, что поезд то и дело «скакал» на стрелках и заметно замедлял ход, Москва была уже где-то совсем рядом. Женя прижалась к вагонному окну с чувством человека, который только-только родился и впервые в жизни видит все, что способны увидеть его глаза. Еще пустынные, с одинокими прохожими, московские улицы, внезапно возникшие за окном, казались ей улицами какой-то другой планеты, на которую ей предстояло ступить. И ей стало страшно от мысли, что сейчас, еще совсем немного, и поезд замрет у платформы, и ей придется выходить из своего за несколько суток пути обжитого вагона на землю, где ее никто не ждет, никто не встречает и никто не обрадуется ей.

Она мысленно перебрала сверстников, с которыми училась в школе. На одной парте в первом ряду, прямо у учительского стола, с ней рядом сидела Лида Некрасова. Она была верной, но слегка легкомысленной подругой, слабо реагировавшей на сложности и тонкости жизни и чисто по-детски не умеющей хранить сокровенные тайны. Правда, Женя была ей очень благодарна за то, что она с удовольствием, проистекавшим, видимо, от неуемного любопытства, играла для нее роль «почтальона»: передавала ей заложенные в учебники записки от влюбленного в Женю одноклассника, сидевшего на последней парте, Славика Маркова. Где он сейчас, Славик Марков, мечтательный и слишком уж застенчивый мальчик, самой судьбой предназначенный не для бытовых забот, а для высоких философских изысков? Когда Женю уводили из дома, чтобы отправить в ссылку, Славик не знал об этом и не смог прийти к ней проститься, так как с первых дней каникул уехал в пионерский лагерь под Звенигород, где он был вожатым: родители Славика были сильно стеснены в средствах и эта работа его здорово выручала.