Брауновцы ушли, оставив на берегу реки пять трупов.
Кто покарал пятерых рабовладельцев? Никто никогда не смог добиться ответа от свидетелей этой ночи. Но молва упорно называла Брауна. Он всегда говорил, что врагов надо уничтожать не жалея.
Когда высокий старик с сыновьями и Винером вернулся в лагерь сторонников свободного Канзаса, их встретил опасливый гул. Слух о том, что случилось в Москито-Крик, опередил их появление, и аболиционисты, стоявшие за осторожность и умеренность, ужаснулись. Необходимость перейти к решительным действиям так их испугала, что они отступились от Брауна. Даже больше: они объявили Брауну, что выдадут его властям, если он немедленно не уйдет из лагеря. Предупредили, чтобы ни он, ни его сыновья не возвращались в поселок Осоватоми, что аболиционисты не хотят иметь с ним ничего общего.
— Мы и не хотим возвращаться, — отвечал им Браун. — Вы стойте на коленях, если вам нравится, а мы уже выпрямились, мы будем драться.
Джон и Джезон, которые не ездили с отцом в Москито-Крик, теперь трепетали за судьбу своих семей, оставшихся в поселке. Они знали, что миссурийцы будут теперь беспощадны даже к их детям. Джон-младший был как в лихорадке. Он взобрался вместе с Джезоном на одну лошадь и погнал в Осоватоми.
Весть об убийстве пяти «Сынов Юга» распространилась молниеносно. Все в Соединенных Штатах думали, что это мщение за разгром Лоренса. Рабовладельцы неистовствовали от бешеной злобы. Собрания следовали за собраниями, у всех на устах было имя Джона Брауна. Старая ненависть разгорелась с новой силой.
Джон-младший и Джезон провели одну ночь у пастора Эдера, своего родственника. Тот дрожал от страха, что и с ним расправятся за укрывательство Браунов, и наутро сказал братьям, чтобы они уходили. Но куда?
— Отдайтесь в руки регулярных войск, — сказал братьям пастор. — Вас, конечно, арестуют, но таким образом вы уйдете от дикой расправы над вами. Если вы попадете в руки миссурийцев…
Он не договорил, но и Джон и Джезон хорошо знали, что ждет их, если они попадут во власть рабовладельцев.
Джон-младший пылал от жара: у него была сильная лихорадка, бред, ехать с ним на одной лошади было мученьем: он кричал, неистовствовал, порывался куда-то бежать. Наконец он столкнул Джезона с лошади и ускакал, крича что-то бессвязное и размахивая кулаком.
Джезон остался один, в лесу, в незнакомом месте. Он знал, что лес кишит охотниками за Браунами. Два дня он ничего не ел, чувствовал себя зверем, за которым идет по следу погоня. Его знобило. Как чуда, ждал он появления синих мундиров, которые должны его спасти от рук мучителей.
И все-таки он попался миссурийцам. Блуждая по лесу, Джезон наткнулся на отряд, обыскивающий окрестности. Двадцать миссурийцев взвели курки, когда услышали имя Брауна.
— Ага, вот один из тех, кого мы ищем!
— О, северная сволочь, наконец-то мы тебя поймали!
— Проклятый укрыватель негров, сейчас тебе конец!
Однако Джезон, самый слабый и нерешительный из сыновей Джона Брауна, вдруг обрел твердость, словно переродился в этот миг встречи с врагами. Он шагнул вперед, распахнул рубашку на груди:
— Вам не удастся выстрелить мне в спину. Стреляйте, смотря мне в глаза, подлые вы люди! Да, я стою за свободный Канзас, и я аболиционист. Стреляйте же!
Миссурийцы заколебались: их могут потом обвинить в убийстве безоружного. Они связали Джезону руки и погнали его перед лошадьми. Когда он потерял сознание, его привязали к седлу и привезли в поселок Паолу, где собрались двести охотников за Джоном Брауном и его сыновьями. В лесу, возле поселка, у большого дерева стояла эта огромная стая, жаждущая уничтожить Джезона. Местный судья тщетно пытался сказать несколько слов в защиту Джезона. Его участие в убийстве пятерых южан не доказано, надо дать ему возможность предстать перед настоящим судом, получить право защищаться, доказать свою невиновность. Никто не слушал судью. Все жаждали крови одного из Браунов. Чадя, горели факелы. Джезон, связанный, стоял, почти ничего уже не сознавая.
— Он сын старого Брауна! — рычали охотники. — Он сын старого Брауна!
Этого было достаточно. Судью свалили с ног, оттащили от Джезона и накинулись на «сына старого Брауна». Ноги в тяжелых подкованных сапогах начали топтать свою жертву. Джезона колотили по лицу револьверами, его все ближе подтаскивали к дереву, на котором священник уже приладил петлю.
— Вздернуть его!
— Скорее, скорее!
Читать дальше