Александр Константинович Белов: Мужские рассказы

Кулачник задумался. Он вообще рос в себе самом долго. Потом, после его побега от Малка Сердюча, в нем словно надломилось что-то. Когда вышло время себя показать, Никита все больше на других смотрел. Смотрел и не спешил. Дальше — война. Отступал с обозами на Киев, ходил с туровским воеводой на Дон, на старые хозарские затоки, где конные сотни прошли бурей, разнеся чахлые куреня бродников.

Однажды, под Рождество, вытянули заводилы Никиту Смолича из дому на потешные бои. Противник ему попался слабый. В кулачном деле своего значения не имевший. И так уж получилось, что берег-берег его Никита да и вдарил. Один только раз. Человек этот качнулся, упал и умер. Вот тебе и потеха. А рядом стояли его малые дети, и, ничего не понимая, смеялись над своим тятькой, повалившимся в грязный снег. Замерли все вокруг, точно ожидая, что все еще образуется. У Никиты ком в горле застрял. Потом он поднял на руки своего противника и отнес тело к тому в дом, стараясь ни с кем не встречаться взглядом. Скоро ушел Никита в лес. Подальше от людей, поближе к самому себе. Думал на год — на два, но привык и остался навсегда.

На воеводином дворе все было готово. Прямо на теремных ступенях восседал путивльский воевода. Он был седоус и гладок лицом. Его ровно стриженную голову как золой посыпала седина. Рядом стояли бояре. Первым среди них был Кирилла Заславич. Воевода иногда указывал ему рукой на кого-то из толпы, и боярин равнодушно смотрел в ту сторону. Ниже расположился всякий близкий к воеводе народ, а еще ниже виднелась одна замечательная фигура, которую Никита признал сразу. Это был Кочмарь. Он привалился к дубовой подпоре крыльца и разглядывал толпу. На дворе, между тем, шутовали скоморохи. Их потешки дразнили всеобщее ожидание. Вот-вот должно было начаться действие, собравшее столько охотчих до драки людей.

Вышел вперед заводила. Приплясывая и размахивая шапкой, пошел вдоль толпы:

Нут-ка, где тут наши удальцы? И не сыскать будто. Видно к бабьим сарафанам призарились. Кому ж теперь в «кулачки» идти?

Возьми меня — выскочил щуплый, махонький старичина, усмехаясь беззубым ртом и хорохорясь всем на посмешище. Заводила пуганул его и, приметив кого-то в толпе, закличил: А вот мой голубчик, сизый вяхирь-воркотун! Выходи, Андрейша, не бойсь!

Тяжеловатый от буйного здоровья молодчик, чем-то напоминающий дубовую косячину, неторопливо вышел вперед. На крыльце оживились. Зашевелился и Кочмарь.

Андрейша поклонился воеводе и боярам и, заломив на груди руки, стал посреди двора. Противник ему сыскался из своих. Никита не разобрал его имени, но народ, по его огласке, одобрительно зашумел, заволновался. Противник этот был не так богат телом, но руки имел отменные. Как два молодых дубка, что приросли к плечам кулачника.

Заводила ударил каждого из бойцов шапкой в грудь и начал определять правила:

В «душу» принимаешь? — спрашивал заводила у каждого поочередно. Принимаю, — поочередно говорили бойцы. А по виску принимаешь? Это уж как ведется, — буркнул Андрейша. Принимаю, — подтвердил его противник. А по «микиткам»? Принимаю. И я беру. В грудки держишь? Сам держу и тебе снаряжу. И я держу.

Толпа одобрительно гудела. Когда обо всем договорились, народ разом смолк, приворожив взглядом бойцов. Началось. Андрейша показательно выдерживал удары противника. Молодчик шел вперед и широко улыбался всем его стараниям. Но вот Андрейша поймал торопливую руку, и его противник забился точно птица в силках. Увернулся сперва от тяжелого кулака Андрейши, но все равно получил тюлю. Здоровила, выказывая свое благородство, не стал его дожимать, а отпустив позорную «соломенную» оплеуху, какой обычно просвещают недотеп, вернул народу.

Еще одного из своих разделал Андрейша и, совсем ублажась собой, повернулся к воеводе:

Давай черниговских!

Воевода взгляну на Кочмаря. Того, видно, не здорово испугал грозный вызов путивльского молодчика. Одобрительно кивнув, черниговский управила подмахнул рукой кому-то своему. Тотчас Андрейше нашелся новый противник.

Ну, сейчас будет! — проговорил кто-то рядом с Никитой. — Не зря дядька Кочмарь и глазом не повел. Этот кому угодно головень отшибет. Что, такой умелец? — спросил Никита Смолич у говорившего. Никем не битый. За всю жизнь. А сколько нашего народа переломал! А кто он родом? — почему-то поинтересовался заручник. Говорят, боярина Михайлы Кручи сын. Младший? Нет, не родной, тот что пасынок.

Вот оно что! Вот где солома искру нашла. Не потому ли Кирилла Заславич так позаботился о никитином приезде? Притча-то как попала путивльскому наводиле. Никита с особым интересом посмотрел на Кочмаря. Вчера, на постоялом дворе, заручник и думать не мог, что этот черниговский назидатель — его давнишний обидчик. Постарел. Хотя нет, скорее жизненную спелость взял. Ведь десять годков минуло.