- Хенде хох! - громко приказал Дани¬лов. - Выходи, иначе взорвём!
Из особняка кто-то ответил по-русски:
- Сдаёмся!
Со всех сторон, изо всех щелей поползли немецкие солдаты и офицеры. Топча трупы своих, они быстро и организованно выстроились на улице в колонну по четыре человека.
- Веди! - приказал Данилов автоматчику.
А сам двинулся вперёд. Но из-за угла внезапно показалась зелёная стальная каска, сверкнула пара осторожных азиатских глаз. Затем послышался восторженный крик:
- Свои!
- Ура! - Гвардейцы генералов Галицкого и Белобородова соединились.
По улицам потянулись бесконечные колонны пленных. Грязные от копоти, коричневые от кирпичной пыли, какие-то оранжевые и синие, они походили на толпы раскрашенных дикарей.
- Куда только делся их гонор! – засмеялись красноармейцы.
Мимо на всех парах пронеслась солдатская кухня и стала в укрытие у парадного подъезда дома, сплошь заросшего плющом, охраняемого гранитными львами. Пожилой повар, по виду татарин начал подкладывать дрова в печку. Он был в белом фартуке и даже в белом колпаке. Молодцеватый генерал в закопчённом комбинезоне подошёл к нему и спросил:
- Что приготовил для солдат?
- Сварил-то хорошо, - ответил тучный кашевар, - да что толку?.. Второй день готовлю, но не знаю зачем.
- Как зачем?
- Не принимает солдат пищу. Вот прямо под огонь привёз, и уж сам на передовую ходил с термосом, а бойцы говорят: «Иди к чёрту, не до тебя!..»
- Сам видишь, какие дела творятся!
- Взял бы я автомат, да и пошёл, как было в Сталинграде, - чего тут без дела стоять?
- Твоё дело кашу варить…
Казалось, что в центре города начал извергаться вулкан, способный похоронить под слоем раскаленной лавы, камней и пепла остатки домов и обезумевших от крови людей. Повар с робкой надеждой в голосе спросил:
- Может, откушаете, товарищ генерал?.. Ведь и победа борща требует.
Генерал покачал головой добротной лепки.
- Спасибо, братец!.. Не время...
- Куда же кашу девать?
- Раздай жителям.
… Наступил долгожданный вечер. Советская артиллерия по команде прекратила огонь. Уставшие солдаты попадали, где попало и заснули как мёртвые.
- Победившие спят слаще побеждённых. – Сказал победоносный Маршал, глядя на спящих.
Во всём городе уже работают советские военные комендатуры. Возле них стояли толпы освобождённых людей - невольников этого проклятого города. Слышался радостный смех и музыка. Но в центре гитлеровцы ещё держались.
- Кончать! – категорично приказал Василевский. - В любви и на войне одно и то же: крепость, ведущая переговоры, наполовину взята.
- Сделаем…
Массированная атака закончилась полной победой. Генерал Ляш капитулировал. Последняя штурмовая ночь и следующий день принесли более 50 тысяч новых пленных - последних гитлеровских солдат и офицеров.
- Железобетонная скорлупа Кенигсберга была действительно крепко сработана. – Признал генерал Галицкий. - Но нашёлся мастер, который сумел вскрыть скорлупу и сдать её в утиль вместе с прусским государством.
- Теперь уже навсегда…
Стояла последняя военная весна, радостная и солнечная. В воздухе летали амуры, только не с игривыми луками, а с пулемётами, как подобает в военное время: мириады их стрел поражали солдатские сердца. Солдаты ухаживали за немками, относившимися к вниманию завоевателей более чем благосклонно.
- А чему удивляться, - пробормотал Петька и уточнил: - Их мужья пропадают где-то уже много лет.
- Да и боятся нас слегка…
Красную Армию уже боялся весь мир. Войска были хорошо оснащены и обучены. Боеприпасы подвозили в огромном количестве.
- В день выпускаем по немцам снаряды, доставленные двумя-тремя эшелонами! – сказал довольный артиллерист Кудряшов.
- Всё перепахано, ни единого кустика, - поддержал знакомого Пётр Шелехов, - ни единой травинки - одна обожжённая земля, трупы и рваный металл.
Светила луна, огромная и жёлтая. На рыжем песке лежали длинные, уродливые тени от исковерканных танков.
- Удивительно тихо. – Признался сидевший на лафете пушки Николай Сафонов.
Они сообразили на троих и, расслабившись после бутылочки разведённого спирта тихо беседовали.
- Сибиряки, земляки мои, вообще выделяются среди других. – Похвалился Макар Кудряшов. - Дотошные, крепкие.
- Сибиряк сидит до последнего, он не побежит никогда.
Вся Германия была покрыта белыми цветами яблонь и вишен, дни стояли ясные, воздух благоухал.
- Помню, когда мы наступали на Заполье, а потом отошли назад, потеряли пулемётчика Кобзева, парня с Алтайского края. А он остался на нейтралке и дня три-четыре там сидел. Нашли его, спрашиваем: « Ты чего?»
Читать дальше