Виктор Дьяков - Дорога в никуда. Часть третья. Мы вернёмся

Не реже раза в месяц супруги также ходили в оперу, или оперетту, гораздо чаще в кинематограф. Кроме того, Полина покупала много граммофонных пластинок. Она восстановила граммофонный "репертуар", который имелся в доме ее отца в Усть-Бухтарме, в то же время приобретала и новые пластинки. По-прежнему часто они ходили и на балы, которые устраивали различные эмигрантские организации в благотворительных целях, для сбора средств. В организации благотворительных мероприятий, в том числе и балов устраиваемых по эгидой беженского комитета самое активное участие принимала и сама Полина. Ну, а женщины на балах делали то, что делали женщины на подобных мероприятиях во все времена, танцевали, демонстрировали себя и свои наряды, кокетничали. Полина, блистая на тех балах красотой, платьями, украшениями... в то же время забывалась, глушила в себе тоску по родине, переживания за мать, о судьбе которой она так ничего и не знала. Ивану было сложнее, он никогда не любил балов, и ходил туда, так сказать, в качестве сопровождающего жену. Сам он так и не захотел совершенствоваться в искусстве танцев, и потому Полина в основном танцевала с другими... Нет, он не ревновал, вернее с годами это чувство у него как-то притупилось и вовсе не от того, что он стал прохладнее к жене. Он просто никогда не сомневался в ней, а со временем как-то уже спокойнее стал реагировать на такие ранее не очень приятные для него картины, как рука постороннего мужчины на талии Полины во время танца, или рассматривание, откровенное или украдкой, ее декольтированной груди и плеч. Он отлично понимал, что жена просто не могла без этого, балов, театра, кинематографа... без чего он вполне мог бы обойтись. Позволяя, таким образом, ей хоть на время забыться, сам Иван все эти годы лишь волевым усилием гасил собственную тревогу, вызванную полным неведением о судьбе родителей.

Несмотря на военные столкновения осенью 29 года, Харбин продолжал жить, как и прежде, своими внутренними заботами. На Крещение опять по традиции состоялся грандиозный крестный ход, в театре, опере, оперетте, цирке гастролировали заезжие и местные труппы, в советских школах детей учили по-советски, в гимназиях-лицеях, коммерческом училище, по старому, по-русски. А когда наступало жаркое и влажное маньчжурское лето горожане устремлялись за реку, в Затон и на остров Крестовый, там располагались дачи и песчаные пляжи, любимые места отдыха русских харбинцев.

Лечение Полины уже продолжавшееся семь лет, пока не давало результатов. Она чувствовала себя совершенно здоровой, но забеременеть никак не могла. Один из врачей посоветовал ей принимать грязевые ванны. Грязь, то есть ил реки Сунгари, обладала лечебными свойствами. Летом купальщики обмазывались им с головы до ног и многие утверждали, что это сильно помогало в преодолении некоторых недугов. Так или иначе, но в городе бытовало устойчивое мнение, что грязевые ванны из сунгарийского ила помогают от многих болезней, в том числе и от женских. Иван с Полиной в самые жаркие выходные дни доезжали на извозчике до яхт-клуба, нанимали лодочника и переправлялись на остров Крестовый, где купались и загорали. Полина не столько купалась, сколько как и большинство прочих женщин демонстрировала купальный костюм. Здесь она тоже отводила душу. Полноводная Сунгари, ее стремительное течение напоминали ей родной Иртыш. Вот только в отличие от чистой иртышской воды, в Сунгари летом вода несла в себе множество желтоватых частиц всевозможного грунта, лёсса, которые запросто могли забить носоглотку. Потому неопытному пловцу заплывать далеко было опасно. Но Иван пловец был отменный. В детстве он переплывал Иртыш в районе Усть-Бухтармы туда и обратно, в Омске, будучи кадетом, наперегонки ту же, но куда более широкую реку. Полина плавать почти не умела, но показывать этого не хотела, а предпочитала с берега предупреждать мужа, чтобы не заплывал далеко, был осторожнее, а если он все-таки заплывал, потом дома устраивала ему сцены. Там она видела как мужчины, а иной раз и не особо стесняющиеся посторонних женщины обмазывали себя речной грязью, но самой последовать их примеру она и не думала. И вот, когда доктор посоветовал ей сделать то же - а вдруг поможет... Она уже готова была и это сделать, но только не при посторонних. По данной причине летом тридцатогого года они сняли дачу в Затоне, на противоположном от города левом берегу Сунгари.

Еще в 1928 году в Харбине пустили первую трамвайную линию. Именно на трамвае теперь Иван и Полина добирались до Пристани. По ту сторону реки маячили густая зелень островов и дачной полосы Затона. Спускались с высокого берега по лестнице. На берегу группами стояли китайские и русские лодочники. Они зазывали пассажиров еще издали. Но Иван сразу примечает названия, написанные на бортах лодок, выбирает русские. На одной из лодок надпись "Зорька".