Еремей Парнов - Заговор против маршалов

Сперва как бы нехотя, но постепенно распаляясь, Валицкий поведал о былых огорчениях, столь круто, но счастливо изменивших его судьбу. Застарелая оби­да все же прорвалась. Излагая обстоятельства дела на­чальника оперативного округа Владимира Васильевича Попова, он не удержался от жалобы:

— Белая кость, капитан царской армии, вышел из Академии Генерального штаба... Может, мы и перегну­ли тогда, не знаю, но устраивать из-за этого хай, беспо­коить Григория Константиновича...

— Тоже участвовал в Южном походе? — прервал (ТО излияния Ежов.

— В самую точку! Своими людьми окружил себя Кона Эммануилович.

— Эка невидаль! Один он, что ли?.. Ты лучше не трожь гражданскую. Та дружба кровью спаяна. Замас­кированного врага так просто не различишь.— Ежов надолго задумался. Балицкий кипятился не зря. За Якиром стояла большая сила. В армии, обкомах, ук­раинском правительстве. С Орджоникидзе дружили домами.

На нынешнем этапе такие, как Голубенко или этот Попов, не представляли столь уж великого интереса. Если копать прошлое, то значительно глубже. Якир, Гамар­ник, Затонский, Картвелишвили... От бывшего Реввоен­совета Южной группы нити тянутся далеко и в разные стороны, по всем военным округам. А что с того? Мало ли кто с кем когда-то дружил? Эдак всю Красную Ар­мию придется перетряхивать. Ковырнешь в одном мес­те, а откликнется, где и вовсе не ждешь. Командую­щий Особой Краснознаменной товарищ Блюхер тоже под Якиром ходил, а вон куда залетел: маршал! Нюх у Балицкого есть, да не по Сеньке шапка. В разные сто­роны прыгать готов. Не хватает терпения. Вопрос о ге­роическом Южном походе с повестки снят, но это еще не сигнал, а выпрямление истории. Кому что положено. С дальней дистанции Варшава и Львов тоже выглядят несколько по-иному. Однако с этой стороны к маршалу Тухачевскому претензий нет. Именно с этой! История рассудит, кому остаться героем революции.

— Ты лучше скажи, сколько там у них в Киевском округе бывших троцкистов окопалось? — Ежов молод­цевато выпрямился и вскинул голову, инстинктивно пытаясь возвыситься над столом. В свете указаний то­варища Сталина перед ним вдруг распахнулась зах­ватывающая дух перспектива. Все стало на удивление просто и ясно, словно с глаз спали шоры. Поинтересо­вавшись германскими контактами Путны, хозяин и направление задал, и концы с концами связал. Вот где настоящая диалектика! Сразу и в корень.

Во-первых, Путна — троцкист, во-вторых, с двад­цать девятого года работал в Берлине военным атташе. Мог и с Седовым встречаться, и с самим Троцким. О том, как мог оказаться в Берлине Троцкий, томившийся на острове Принкипо под обзором всего Истанбула, Николай Иванович нимало не задумался. Детали под­берутся, важна магистральная идея. И она определен­но выстраивалась. Сейчас Путна в Париже вместе с Тухачевским и Уборевичем. Обратно поедут опять-таки через Берлин. Вон он, главный-то узел! При чем тут Ни­колай Голубенко? Не потянет он рядом с комкором, мелковат. Чует, чует Балицкий зверя, но не знает, с какой стороны ухватиться. Оттого и осторожничает, ходит кругами.

От такого внезапного прояснения приятно захоло­нуло внутри. Словно после освежающей мятной ле­пешки.

— Ну, чего мнешься? — почти ласково подбодрил Ежов.

— Оторвался немного, Николай Иванович, за эти годы, не знаю, кто, где... Самых главных, конечно, помню: Дмитрий Шмидт, Юрий Саблин, пожалуй...

— Чего ты их все по именам кличешь, будто артис­тов каких или писателей? — Ежов записал фамилии. Шмидта он взял на заметку еще в КПК, и Люшков, ко­торый с двадцать седьмого года сидел на троцкистах, поминал его тихим словом.

— Да как-то так,— смешался Балицкий.— По при­вычке. Как-никак революционеры.

— А ты отвыкай «как-никак». Они люди военные, у них звания есть.

— Командир Восьмой отдельной танковой бригады комдив Шмидт и комендант укрепрайона комдив Саблин,— поправился Балицкий.

— Командир бригады ходит в комдивах? Шикарно!

— Как же! — встрепенулся Балицкий.— Учли боевые заслуги. Член партии с пятнадцатого года, два ордена Красного Знамени, первый орден за номером тридцать пять.

— Запомнил, однако.

— Еще бы не запомнить! Все командиры танковых бригад и даже стрелковых дивизий — комбриги, а этот... Грудью за Троцкого встал на Пятнадцатом съезде. Вот и оценили по достоинству. Криворучко опять же ком- кора присвоили, тогда как другие командиры корпусов по два ромба имеют.

— Тоже примыкал?

— Говорили, сочувствовал... Иона Эммануилович в нем души не чает.