Клыч Кулиев - Чёрный караван

— Мы, по правде говоря, ожидали, что вы двинете на Закаспий более внушительные силы. Но наши надежды не оправдались. И потом, господин полковник, от вас скрывать нечего: наше внутреннее положение тоже не такое уж хорошее. Народ отбился от рук. Вы, может быть, слышали: всего неделю назад в нашем собственном вилайете началась сумятица. Сам господин кушбеги приезжал и лично восстановил порядок. Если вы бывали в Бухаре, вы, конечно, знаете: главные городские ворота зовутся Ковала. Они открываются в сторону нашего города — Карши. И если в наших местах такое положение, то как вы думаете, что делается в других?

Я улыбнулся многозначительно:

— Короче говоря, вы ждете, когда прозвучит марш победы. Так?

— Нет! — ответил бек без промедления. — Мы понимаем, что не сможем оставаться в стороне от борьбы за правое дело, что не сегодня-завтра нам все равно придется схватиться с большевиками насмерть. Но мы не хотим рисковать прежде времени. Вернее, боимся… Да, да… Я говорю вам правду, господин полковник! Таких откровенных признаний вы не услышите ни от его светлости эмира, ни от его превосходительства кушбеги. Я простой человек. Не могу говорить красиво, выкладываю сразу, что у меня на душе.

Я взял еще одну сигару «Корона». Глядя, как я ее раскуриваю, бек продолжал с жаром:

— Мы привыкли жить под чьим-нибудь покровительством. Если будем уверены, что нашли надежного покровителя.. — Бек кинул взгляд на портрет Николая Второго. — Тогда мы сможем сменить этот портрет.

Капитан не отрываясь смотрел на бека и внимательно слушал. Он взглянул на меня, как бы спрашивая совета, и вступил в разговор:

— Господин бек, кого вы имеете в виду, когда говорите «мы»?

— Прежде всего себя… По моему глубокому убеждению, Бухаре не прожить без покровителя. Ей могут оказать поддержку только два государства: Россия и Англия. Либо то, либо другое. До сих пор мы спокойно жили под покровительством России. Вот я ем хлеб — если я солгал, да покарает меня сам всевышний… Под священной сенью его величества белого царя мы долгие годы жили, не зная бед. Он не нарушал наших обычаев и порядков, пе покушался на нашу честь и достоинство. Напротив, в нужный час поддерживал нас, проявляя отеческую заботу. Мы благодарны ему по гроб жизни. А теперь, вы видите, Россия сама в огне. Неизвестно, в какую сторону потянет чаша весов судьбы. Я не знаю, какого мнения об этом его величество пресветлый эмир, но с его превосходительством кушбеги я беседовал. Он тоже говорит: «Теперь, кроме англичан, нас не может поддержать никто». Извините меня за прямоту — раз уж к слову пришлось, скажу еще вот что. Сомнение живет в наших сердцах: вам или не следовало посылать свои войска в Закаспий, или, если уж послали, следовало сделать это по-настоящему. Отступление ваших солдат вместе с белыми, честно говоря, очень удивило и даже оскорбило пас. А большевики воодушевились еще больше.

Мне вспомнились слова генерала Маллесона: «Нет, полковник. Вы говорите не то. Если завтра большевики получат помощь из Ташкента и нам придется опрометью бежать назад… Знаете, чем тогда все кончится?» Генерал оказался прав. Я это уже чувствовал. Положение слишком тяжелое, и выправить его с помощью только символической силы вряд ли возможно.

Бек вытер мокрые губы и добавил:

— И еще, господин полковник… Сказать по правде, большевики оказались сильнее, чем мы предполагали. Они как горный поток: преградишь им путь в одном месте — лавиной несутся в другом. Поверьте: ташкентцы, если захотят, в считанные дни смогут собрать многотысячное войско. На свете больше всего нищих да голодных. И все они — на стороне большевиков.

Из соседней комнаты к нам постучались. Бек не взглянул на дверь и даже не шелохнулся. Он налил нам коньяку, а себе шампанского и выпил за наше здоровье. Затем поднялся, запер изнутри дверь и, обращаясь ко мне, сказал:

— Теперь, если не возражаете, прошу к дастархану.

Мы перешли в соседнюю комнату. Там на большом столе стояло множество блюд. Но, кроме шербета, никаких напитков уже не было. Я, признаться, проголодался. Несколько выпитых бокалов вина разожгли аппетит. Невольно настроился на другой лад. Теперь мне уже хотелось отойти от политики, вздохнуть полной грудью. Взяв с еще дымящегося блюда пару бараньих ребер и бросив их к себе на тарелку, я спросил бека:

— Baм не удалось привезти с собой из Петербурга какую-нибудь светловолосую русскую девчонку?

Бек понял, что тема беседы меняется, и радостно подхватил: