Клыч Кулиев - Чёрный караван

Я встал и предложил Элеи закурить. Она взяла сигарету и, разминая ее тонкими пальцами, проговорила, не поднимая головы:

— Чарлз! У меня к тебе просьба. Дружеская просьба… Исполнишь?

— Заранее обещать не могу. Скажи, может быть, исполню.

Элен еще некоторое время молчала. Затем заговорила, глядя мне прямо в глаза:

— Оставь в покое Екатерину. Мне жаль ее. Разве мало она хлебнула горя? Родители страдают там, она здесь… В трудную минуту потеряла мужа… И тебе она ничего плохого не сделала, наоборот, искренне подарила тебе свою любовь. Поверь: она больше не будет в твоих объятиях. И я на ее месте поступила бы так же!

Я постарался отделаться шуткой:

— Ты не бросишься в мои объятия, потому что не испытала их. Но она…

— Не шути, Чарлз. Я говорю серьезно. Ну, допустим, ты так или иначе овладеешь ею. А потом? Если твой замысел не удастся, если она по-прежнему будет сопротивляться?..

— Не будет сопротивляться! — Теперь я был совершенно серьезен. — Она торжествует, думая, что провела меня. Посмотрим, кто кого проведет!

Появился Тиг-Джонс. Элен почему-то яростно ненавидела капитана и старалась избегать его общества. Она молча вышла, как только открылась дверь. Я быстро встал и, не дожидаясь, когда капитан начнет, спросил:

— Ну что? Как прошла операция? Успешно?

Капитан ответил с глубоким вздохом:

— Захватили только одного. И знаете кого? Ведь у вас был приятель — князь Дубровинский?

— Да.

— Это он… Ранен в ногу.

— Остальные?

— Остальным удалось уйти. Все были вооружены. Арсланбеков получил два ранения.

— Два ранения? И серьезные?

— Да. Увезли в госпиталь. Екатерина, по-видимому, находилась там же. Однако ее не нашли. Мы перерыли буквально весь дом и двор. Но, видимо, в ночной темноте она успела ускользнуть. Люди Дружкина ищут в соседних домах.

Известие о князе, честно говоря, искренне меня удивило. Я никак не думал, что он осмелится показаться в этих местах. Видимо, он действительно присоединился к большевикам. И Екатерину сбил с пути. Я решил сейчас же повидать князя и приказал капитану привести его на допрос, а сам направился к генералу — доложить о результатах ночной операции. Маллесон с сожалением покачал головой и сказал:

— Нет времени. Если бы у нас была еще хоть неделя… Тогда можно было бы расширить поиск.

Выйдя от генерала, я направился прямо в комнату для допросов. Князь с перевязанной ногой полулежал на скамейке. Несмотря на это, он попытался приподняться, как только я вошел, и по-военному отдал честь, Я устремил на него пронзительный взгляд:

— А, дорогой князь! Вы, оказывается, здесь?

Облизывая пересохшие губы, князь спокойно смотрел на меня. Он совершенно переменился. Его худощавое, симпатичное лицо обросло бородкой, которая очень ему шла, усы стали гуще. На глазах поблескивало пенсне. Одет он был в строгий, хорошо пригнанный по его статной фигуре серый костюм, на ногах — черные туфли.

Я с ног до головы оглядел князя и продолжал тем же ироническим тоном:

— Я читал ваше бухарское сочинение, дорогой князь. Вы сами его написали или вам помогли?

— Сам написал!

— Не знал, что у вас имеются такие способности. Но об этом поговорим после. Сейчас меня интересует другое: когда это вы умудрились попасть в сети большевиков?

— Я не большевик.

— А кто же вы тогда?

— Русский.

— Знаю, что не туркмен. — Я постарался принять еще более спокойный вид. — Я говорю о вашей политической платформе. Кому вы служите?

Подавляя боль в ноге, князь гордо ответил:

— России! Родине!

— A-а! Значит, вы из последователей генерала Востросаблина? Судьба России на волоске… Мы хотим ее спасти… Так? — Князь молчал. Я закурил и продолжал — У нас, дорогой князь, нет времени для спокойной беседы. Завтра я отправляюсь в Мешхед. Если вы откровенно выложите всю правду, мы наш разговор закончим здесь. Но если это вас не устраивает, придется продолжить встречу там, по ту сторону границы. Что вам больше подходит?

— Какую правду я должен, как вы сказали, выложить?

Я сел за стол и все так же спокойно продолжал:

— Пока ответьте только на один вопрос: когда организована «Группа молодых офицеров»? Кто руководит ею?

По-видимому, рана причиняла князю сильную боль. Полулежа на скамье, он то приподнимал ногу, то опускал ее, кусал губы, морщился. Но я делал вид, что ничего не замечаю. Я хотел заранее дать ему почувствовать, что он не дождется пощады.

Князь некоторое время молчал, понурясь, потом, с трудом превозмогая боль, заговорил: