Евгений Салиас - Кудесник

— Мы это увидим! — дерзко усмехнулся послушник-полуребенок и, повернувшись на каблуках, вышел из кельи настоятеля.

Много шалостей дерзких, иногда возмутительных проделал он с тех пор в продолжение целого месяца. Много раз сидел он взаперти в монастырском карцере; много раз наказывали его голодом, наказывали на все лады, но об исправлении не было и помину.

Наконец однажды случилось маленькое происшествие, взволновавшее весь монастырь. В обитель Бен-Фрателли приехал гость, в то время очень известный и уважаемый в Риме кардинал. Он явился навестить игумена, своего дальнего родственника.

В монастыре был обычай, что после трапезы, когда все монахи были в сборе, кто-либо поочередно читал житие святых. Раза два или три заставляли читать и строптивого послушника, так как он читал очень хорошо, звучно, четко и лучше многих старых монахов. Игумен вспомнил об этом и, желая угодить кардиналу-родственнику, приказал Иосифу, только что выпущенному из заперти, где он сидел на хлебе и воде, приготовиться после трапезы читать житие Адриана и Наталии. Бальзамо очень обрадовался.

Часа через три после этого в большой зале на сводах, полуосвещенной несколькими свечами, все старцы Бен-Фрателли были в сборе, а впереди всех, на двух больших и высоких дубовых креслах из резного черного дуба, сидели игумен и кардинал. Юный послушник с благословения игумена, особенно весело, но лукаво ухмыляясь, поднялся на маленькую кафедру, установил около себя на столик два подсвечника, раскрыл громадную, толстую книгу в коричневом столетнем переплете и недобрым взглядом обвел всю свою аудиторию.

Началось чтение. Голос и манера читать этого мальчика сразу понравились кардиналу. Все слушали со вниманием… Но вдруг, спустя четверть часа, аудитория шелохнулась, как будто по внезапному удару магической палочки. Однако снова все стихло, а игумен, тоже двинувшись слегка в своем кресле, подумал про себя:

«Должно быть, я ослышался».

Через несколько мгновений опять-таки сразу, как от удара невидимой руки, шевельнулись все монахи, человек до сорока, а кое-кто ахнул.

— Что ты сейчас прочел? — строго вопросил и отец-игумен, прерывая чтеца.

Иосиф поднял ласковый и изумленный взор от книги на игумена и молчал.

— Какое ты слово сейчас произнес, сын мой?

Иосиф кротко, отчасти боязливо прочел последние несколько строк, слегка бормоча; но в них не было ничего особенного.

— Должно быть, я ошибся, — сказал вслух игумен.

Снова началось чтение и длилось несколько минут. Все слушатели уже увлеклись переливами звучного голоса юного чтеца, чувством, которым дышало его чтение… Но вдруг разом ахнули все монахи, а некоторые встали с мест. Одно слово громко со всех сторон огласило большую сводчатую залу.

— Что?! Что?!

На этот раз и его светлость, сам кардинал, тоже вымолвил вслух то же слово.

— Что такое?

Снова поднял на всех кроткий, изумленный взор юный чтец, но напрасно, тщетно…

— Что ты сказал? Что ты прочел сейчас? — грозно проговорил игумен.

— Так в книге написано.

— Ты лжешь! Этого написано быть не может.

Юный чтец прочел, что святой Адриан, не зная, как поступить в одном случае, отправился за советом к одной своей большой приятельнице, и при этом послушник назвал имя известной в то время в Палермо женщины самого дурного и срамного поведения.

— Как ты смел назвать это имя в стенах нашей обители? Негодяй! — произнес игумен.

— Простите! Имя подвернулось, — тихо и скромно произнес Иосиф со своей кафедры. — Однако вы, почтенные старцы-отцы, об ней все-таки слыхали, если знаете ее имя! — проворчал он себе под нос.

— Что ты лепечешь, глупец? — вопросил игумен.

— Простите. Я в Палермо так часто слыхал это имя повсюду… Простите…

Голос был таков, что отца-настоятеля вместе с кардиналом взяло сомнение:

«Действительно, может же и подвернуться имя».

После минутного молчания игумен снова сурово приказал продолжать чтение.

Опять минут десять безмолвно слушала аудитория искусного чтеца, но затем сразу уж, как бурный поток, загалдели все слушатели, повскакали с мест, а кардинал и игумен, быстро поднявшись со своих кресел, уже одним махом придвинулись к самому столику на кафедре: юный чтец быстро произнес несколько таких слов в описании одной из сцен жития, которое читал, что у некоторых лысых старцев остатки волос поднялись дыбом. Иные уже лет сорок в стенах этой обители не слыхали подобных вещей.

— Возьмите его, заприте в подвал! — вне себя проговорил игумен.