Георгий Северский - Второй вариант

Ревел мотор, крылья «ньюпора» упруго вздрагивали под порывистым напором ветра, а земля внизу становилась все ровней, спокойней, неразличимей.

Одет Журба был тепло — в плотную брезентовую куртку поверх пиджака, однако прохватывало холодком, всего сковывало странным онемением.

Обернулся Каминский, что-то спросил, слов Журба не разобрал, но понял — интересуется самочувствием.

Поднял руку — успокаивающе помахал.

… Казалось, это длилось бесконечно: грохот мотора, свист ветра в расчалках.

Опять обернулся Каминский, по слогам прокричал:

— Си-ваш!

Журба услышал. Перегнулся через борт. Внизу взблескивала на солнце совершенно недвижная гладь с рваными зигзагами по краям, будто приложили к земле причудливо вырезанную аппликацию.

Несколько раз аэроплан проваливался в воздушные ямы, и Журбу словно приподнимало над сиденьем, ноги теряли опору, голова кружилась…

Каминский, теперь молча, показал рукой вперед. Журба глянул с надеждой: внизу земля с крошечными кубиками-домишками, проблески озер, чистая зелень равнин. Впереди, на горизонте, сквозь марево стали различаться горы.

И вдруг работавший мотор умолк — как обрезало его. И стало тихо. Аэроплан резко пошел на снижение.

«Садимся? Но почему? Почему здесь?» — ничего не понимая, подумал Журба.

Впереди показалась деревня — кривые улочки, церковь и рядом с ней площадь, заполненная солдатами. Задрав головы, они смотрели вверх.

«Неужели… неужели Васильев был прав?»

Огибая деревню, «ньюпор» лег в широкий вираж. Странно опрокинувшись, навстречу стремительно летела земля. Мелькнули редкие окраинные домики, впереди протянулось поле.

Чувствовалось, как напряжена спина Каминского, он смотрел за борт, вцеиившись в ручку управления.

«Ньюпор» коснулся земли, его подбросило. Потом новый удар, слабее, еще толчок, и, пробежав немного по полю, аэроплан остановился.

— Мотор! — крикнул Каминский. Лицо у него было посеревшее, застывшее, как маска. Спрыгнув с сиденья, он бросился к мотору. Журба, отстегнув привязные ремни, поспешил за ним.

Огляделся. Вокруг ровная степь. Скрыться негде. А из деревни, размахивая винтовками, уже бежали солдаты.

Упрямо стиснув зубы, Каминский с лихорадочной быстротой ощупывал мотор,

Журба вытащил пистолет.

— Магнето! — крикнул Каминский. — Отсоединился провод! Быстрей к пропеллеру, запускайте мотор! — Он кинулся в кабину.

Журба подбежал к винту и, отдавая рукам всю свою силу, крутанул его. Мотор загудел, набирая мощь.

Солдаты были уже совсем близко. Бежавшие впереди вскинули винтовки. Твердо ударило в борт аэроплана — раз, другой. Журба вскочил на свое сиденье.

— Держитесь! — крикнул ему Каминский, и аэроплан, развернувшись почти на месте, стремительно понесся по полю навстречу солдатам. Ошеломленные, они бросились в разные стороны.

Толчок, еще один, еще, и «ньюпор» оторвался от земли. Набирая высоту, он круто развернулся над деревней и пошел обратно.

«Зачем? — подумал Журба. — Ведь подбить могут». — Но в это время Каминский нагнулся и с видимым усилием вытащил из-под ног продолговатый свер-ток. Аэроплан летел прямо на солдат. Каминский сбросил сверток за борт — и десятка два железных стрел понеслись к земле… Солдаты в панике разбегались по полю. А «ньюпор» лег на курс к горам.

… Спустя час аэроплан приземлился в предгорье на небольшой поляне, заросшей по краям кустарником.

Не выключая мотора, Каминский вылез из кабины и жадно закурил. Журба заметил, что руки у летчика вздрагивают.

— Давно летаю, в каких переплетах ни бывал, но, кажется, так туго не зажимало еще, — перехватив его взгляд, заметил Каминский. — Признаться, думал все, конец… Да так оно и было бы, случись неисправность серьезней. Кто-то из нас в рубашке родился. А реакция у вас хорошая — летная. Ну, будем прощаться. Задерживаться мне здесь никак не следует.

… Превратился в точку, а потом растаял аэроплан. Тихо стало на поляне, лишь какая-то птица вскрикивала громко и беспокойно.

В Симферополе стоял один из первых, по-настоящему теплых весенних дней. Улицы заливало солнце.

Но в низких небольших комнатах домика Дерюгиных царил полумрак и было прохладно.

Дверь оказалась не запертой, значит, Вера должна быть дома. Но на оклик Лизы никто не отозвался, и она через небольшой коридорчик прошла в комнату.

Ну конечно, Вера была здесь, сжалась в уголке дивана, видимо, задремала.

— Вера, Верочка, очнись, — заговорила Лиза, усаживаясь на диван рядом с подругой. — Я тебе сейчас такое расскажу!..