Ондрей бегом поднялся по крутой лесенке в комнатушку матери. От двери заметил её осунувшееся, почерневшее лицо:
— Что случилось, матушка? Беда какая?
— Беда, сынок! Садись рядом, подумаем. Аннушка, покарауль во дворе. Вернётся Домине, предупредишь.
Матрёна медленно провела ладонями по лицу, стараясь успокоиться:
— Посылают тебя толмачом в Москву с синьором Спинола. Тот едет ладить договор с Великим князем. А мы все здесь — в залог твоей верности. Не заладится что в Москве у молодого синьора, отвечать тебе, да и всем нам. И дорога-то через степь страшная. А Марьюшка твоя брюхата, на шестом месяце. Что делать, сынок? Ума не приложу!
Она с болью и страхом смотрела на сына. Настал его час. Выдюжит ли?
— И впрямь худо, — задумался Ондрей. — Что ж делать, нужно беду избывать. Придётся ехать. Хотя и страшно. Батюшка мой отродясь в Москву не ездил. Только в Рязань. И сродственников в той Москве нет. Помочь некому, Господь милостив. — Ондрей перекрестился на иконы в красном углу. — Будем надеяться. Что за человек этот Спинола?
— А нам-то что? — вздохнула мать. — Хоть чёрт с рогами. Всё одно, будешь служить ему верой и правдой да Бога молить, чтоб вернулся благополучен. Да и мы будем денно и нощно молить Николу Угодника о его удаче. Только на Господа и надежда.
В Рязанской земле попами да дьяконами четверо твоих дядьёв, братья отца. Да моих братьев — трое, и две сестры. Может, чем и помогут, хоть и далеко от Рязани до Москвы. Ну, мир не без добрых людей.
Поедет в Москву слуга синьоров да повар Ашот. А ещё надо приискать конюха. Ашот — мужик добрый, да шибко смирный. В трудный час — не помощник. А вот конюх. Кабы найти человека верного да надёжного, чтоб был тебе товарищем, в беде выручил, не сплошал, — задумалась Матрёна, подолом вытирая набежавшую слезу. — Ты, сыночка, в пути да в Москве к людям приглядывайся. Ищи добрых людей. Хитрого да наглого обходи. А к хорошим подходи с добрым словом. Доброе слово — и гору сдвинет.
В дверь сунулась русая головка сестрёнки:
— Матушка! Идёт!
* * *
Ондрей поклонился синьору в пояс:
— Звали, Домине?
— Садись. Экий ты длинный вымахал. На голову выше меня. — Синьор рассказал Ондрею о путешествии в Москву. — Дело для нас крайне важное.
В былые годы Кафа имела большой доход от московской торговли. Да ограбили генуэзских купцов казаки касимовского царевича Данияра. Наш консул в отместку конфисковал все товары московитов. Обиделся царь Иоанн и запретил генуэзцам торговать с Москвой. А тут ещё и турецкий разгром 75-го года. Теперь наши ходят в Москву украдкой, как холопы Менгли-Гирея. А армяне и греки везут наши товары и богатеют. Нужен, очень нужен торговый договор с Москвой. Синьор Спинола поедет говорить с боярами в Иноземном приказе, а ты ему поможешь. Вернётся синьор Гвидо здоров да с договором, отпущу твою мать и сестру на волю. А случись с ним недоброе — не посетуй! Понял ли?
— Понял, Домине. — Ондрей вырос в этом доме и хорошо знал, что хозяин без нужды рабов не наказывал. Но уж если наказывал, был беспощаден. — Всё, что смогу, сделаю. Да ведь одному тяжко. Слышал я, нужен еще конюх. Позвольте, Домине, поискать верного человека.
— Ищи. Вернётесь с удачей, и его отпущу на волю. Верный человек всегда нужен, а на чужбине особливо. Зайди к Балтазаро, узнай, что в дорогу потребуется. Ступай.
***
Во дворе палаццо Дель Пино стоял двухэтажный дом с крепкими решётками на окнах. Там держали рабов. Молодых женщин — отдельно, детей — отдельно. Ондрей пошёл в помещение для мужчин. Однако подходящего человека не нашлось.
— Не тревожься, дьякон, — сказал ему Балтазаро, — завтра-послезавтра пригонят новых. Набег на Одоев был удачен.
Рабов пригнали в субботу. Аннушка прибежала в церковь к концу обедни:
— Ондрюша! Новых пригнали.
Во дворе сидело человек с пятьдесят. Хозяин был занят и ещё не смотрел их. К Ондрею сразу бросились женщины:
— Отец дьякон! Где мы? Что будет с нами?
— Это Кафа. Невольничий рынок. Скоро вас поведут продавать. А там, как Бог даст. Может, и добрый хозяин купит.
— А ты здесь почему? Раб али свободный?
— Выкупили меня. Дьякон в здешней церкви.
— А нас куда? — спросил чернобородый мужик в рваном армяке с алым рубцом на щеке от удара плетью.
— Ежели не мастер какой, наверно, продадут на галеру.
— Галера? А что это?
— Корабль морской. Идёт веслами. Гребца приковывают цепью к скамье. По три-четыре человека на весло. И греби, пока жив. А помрёшь — к рыбам.
Читать дальше