Эдмон Лепеллетье - Сын Наполеона

Ла Виолет гарантировал герцогу Рейхштадтскому поддержку старых солдат его отца, кто еще способен драться. Все те, кто пострадал от сурового режима Реставрации, все те, кто ненавидел монархию Бурбонов, все те, кто взял в руки оружие во время трех славных дней Июля, встанут за него и дадут материальную и моральную поддержку, достаточную, чтобы опрокинуть временный и плохо укрепленный трон Луи-Филиппа.

Герцог внимательно выслушал предложение. Он поблагодарил смелых французов, которые, не побоявшись австрийской полиции, такой бдительной, смогли добраться до него и представить доказательства преданности его сторонников во Франции. Однако добавил, что очень сожалеет, ибо они напрасно подвергали себя такому риску. Он более чем кто-либо уважает славу и традиции своего отца, боготворит знаменитого воина, о котором вспоминает с нежностью. Помнит, как тот поцеловал его в последний раз перед походом в Россию. Он любил отца, от него долго скрывали его историю, но теперь он знает ее всю. Знает, при каких обстоятельствах Наполеон, дав народу гарантию дополнительного акта, был вынужден отречься, бежать, прибыть в Англию, которую считал лояльной.

Герцог объяснил, что не хочет влезать в авантюру, в которой Наполеон потерпел поражение. Хватит ли у него авторитета, чтобы победить сопротивление Палаты депутатов? Как ему противостоять давлению общественного мнения, уже благоприятного по отношению к герцогу Орлеанскому, в котором видят лучшего из республиканцев? Какие ресурсы в людских силах и деньгах мог бы он положить на чашу весов против тех, кому финансисты, политики, генералы, дипломаты доверили корону и судьбу Франции? Он присутствовал на приеме маршала Мезона, посла Франции. Он смог поговорить с его окружением и узнал, что, несомненно, во Франции устали от Бурбонов, но совершенно новая конституционная монархия еще не породила ни раздражающего сравнения, ни обвинений, ни враждебности. Он считает себя, конечно, выразителем идей своего отца, а потому не намерен начинать гражданскую войну во Франции.

Страна едва оправилась от страшных потрясений Июльской революции. Вправе ли он принести ей новые разногласия, ненависть, борьбу? Если бы отец был здесь, он наверняка заставил его отказаться от этого временного предприятия, которое привело бы к роковому концу.

— Не предлагали ли ему, господа, — заметил герцог с горечью, — сбежать из этой ужасной тюрьмы на острове Святой Елены, где англичане издевались над ним? Он не захотел вернуть трон, вновь взбаламутив Францию и всю Европу. Вам хорошо известно, что он отказался. Он счел за лучшее продлить свои мучения, чем развязать гражданскую войну во Франции, и пожертвовал жизнью, отказавшись от любого плана побега…

— Да, я знаю об этом, Ваше Высочество, — сказал Ла Виолет, — так как был на Святой Елене, я даже один из тех…

Он не смог закончить.

Герцог Рейхштадтский с чувством сжал ему руки, переспросил:

— Вы были на Святой Елене? Вы видели моего отца?

— Да, я имел эту честь и эту радость, и малыш, вот этот, тоже, Ваше Высочество.

— Как, этот молодой человек? — удивленно спросил герцог, с любопытством глядя на Андре.

Тот быстро извлек из кармана небольшой предмет:

— Ваше Высочество, я был тогда лишь ребенком, но тоже имел счастье встретиться с великим Наполеоном. Он даже дал мне поручение к вам.

— Ко мне?

— Посмотрите на портрет, Ваше Высочество. Он дал мне, чтобы я… ведь вы мне вернете его?! показал вам и сказал, что он вас очень любил!

Герцог схватил табакерку, которую Наполеон дал юнге, встретившись с ним на тропинке в Лонгвуде.

Он поцеловал миниатюру, представлявшую императора в его бессмертном костюме, затем долго рассматривал черты великого человека, чья кровь текла в нем, и глаза наполнились слезами.

Герцог снова сжал руки Андре и Ла Виолета, спрашивая у них малейшие детали того, что они видели на Святой Елене, что они узнали, как в то время чувствовал себя отец, как он выглядел, и особенно, что говорил о нем.

Ла Виолет не мог в полной мере удовлетворить любопытство герцога, ибо, как он объяснил, его отношения с узником Наполеоном ограничились простым взглядом и поклоном. Недреманное око англичан мешало общению более тесному. Только Андре, которого Ла Виолет представил как внука одного из храбрейших маршалов империи Лефевра, герцога Данцигского, смог поговорить с Наполеоном. А тот, тронутый его юностью и благородством, сделал ему подарок в виде этого портрета, обмолвившись, что, быть может, однажды в Вене он увидит его сына и сможет поговорить с ним о нем…