Юлия Голубева - Калигула. Тень величия

Мессалина в ужасе захрипела, тьма уже начала сгущаться перед ее взором, как вдруг хватка резко ослабла, и она наконец смогла глотнуть воздуха.

Это стражник вовремя сообразил, что меж любовниками что-то неладно. Он отшвырнул Германика в угол, откуда тот, скорчившись от боли, засверкал глазами в бессильном гневе.

— Тебе опять удалось спастись, мерзкая гадина! Но мое проклятие настигнет тебя, и ты погибнешь страшной смертью! — иступленно выкрикнул он. — Тебя будут презирать еще при жизни, а после смерти заклеймят позором на века! Убирайся прочь к своему старику! Ему тоже не избежать кары за свое злодейство!

Мессалина потеряла сознание, и стражник, накинув плащ на нагое тело, выволок ее из камеры.

Девушка пришла в себя от того, что в лицо ей плеснули холодной воды. С трудом она открыла глаза и увидела перед собой ухмыляющуюся физиономию тюремщика.

— Меня зовут Теренций Секундус, — сказал он. — Я спас тебе жизнь, красотка. Его грязная рука с обломанными ногтями коснулась ее щеки. Мессалина попыталась возразить, но воспаленное горло издало лишь невнятное шипение. Дрожащими пальцами девушка нащупала кошель и поспешила отдать его стражнику. Секундус отбросил его на стол.

— Что ж, деньги тоже не помешают, — хихикая, произнес он. — Но это лишь плата за выход отсюда. А ты обязана мне кой-чем поважнее, девица. И платить будешь по-другому. Уж если этому смертнику позволено было развлекаться с тобой, то чем я хуже?

Валерия замотала головой в немом протесте, но Теренций рванул на ней плащ, оставив обнаженной, нагнул, заставив опереться руками на замызганный стол, и, задрав свою тунику, всадил в нее свою разгоряченную плоть. Мессалина хрипло застонала от боли и попыталась освободиться. Секундус зажал ей рот и, продолжая насиловать, зло прошептал:

— Хочешь позвать кого-нибудь на подмогу, маленькая шлюшка? Мои друзья с радостью прибегут порезвиться с тобой. Но, клянусь Приапом, не для того я спас тебя, чтобы эти молодцы заездили тебя до смерти. Все-таки ты была так щедра со мной.

Когда все было кончено, униженная девушка сползла на пол и горько зарыдала. Теренций помог ей надеть плащ и, придерживая за талию, довел до носилок. Дремавший Клавдий встрепенулся и подвинулся, в темноте он не мог разглядеть, что лицо Мессалины залито слезами, а шея распухла и вся в синяках. Она с трудом уселась рядом с ним и обмякла, вновь лишившись чувств, едва тронулись носилки.

Клавдий пришел в ужас, когда дома рассмотрел раны девушки. От глотка горячего вина Мессалине стало лучше, боль в шее немного притихла.

— Прости меня, Тиберий, — прошептала она, кутаясь в грязный плащ.

Клавдий отвел глаза, поправляя подушку за ее спиной.

— Думаешь, я не понял, зачем ты пошла к нему в тюрьму? — спросил он. — Я слишком влюблен в тебя, чтобы противиться вашему последнему свиданию. Глупец! Я дал тебе совершить эту ошибку, которая чуть не привела тебя к гибели, моя красавица. Нет мне прощения! Я должен был предвидеть, что сын моей сестры способен на подобное злодейство. Тебе ведь неизвестно, что он убил гетеру Пираллиду, которая грозилась выдать нас Калигуле.

Мессалина тихо вскрикнула.

— Он был всегда так кроток и нежен со мной. Я была уверена, что любовь его искренна.

— Может, и так, но ты забываешь, что он — сын своей матери. Той, которая без зазрения совести дала отраву его отцу, презрев супружескую клятву ради амбиций любовника.

— А скажи, Клавдий, почему ты, — Мессалина сделала упор на последнее слово, — выдал наш заговор цезарю? Неужели ради меня?

Тиберий пожал плечами и отвернулся.

— Не только, — сказал он, глядя в сторону. — Во-первых, Калигулу предупредили о готовящемся покушении и назвали имена заговорщиков, а, во-вторых, я дал клятву Германику заботиться о его детях, и она не давала мне покоя с тех пор, как я узнал, что Гаю предстоит умереть.

— Но ведь Гемелл тоже твой племянник, — возразила Мессалина.

— Да, но… Я никогда не испытывал нежных чувств к своей сестре, злобной и вздорной. А вот Германика я боготворил, он был само совершенство: добрый, отзывчивый и отважный.

Валерия вздохнула. Горло все еще болело, но дышать стало намного легче.

— Вели, — она хитро прищурилась, — принести те подарки, что ты сделал мне днем. Очень хочется все подробно рассмотреть.

Клавдий улыбнулся.

Луций Вителлий откровенно зевал, даже не прикрывая рот ладонью. Утро выдалось довольно прохладным, но по приказу цезаря на поляне Палатинского сада. Помимо закусок, подавались блюда с запеченной дичью и жареным мясом. Сенаторы жадно ели, облизывая пальцы, а вот Вителлию после вчерашних излишеств на еду было тошно смотреть. Он еще раз зевнул, плеснул воды в чашу с вином и сделал жадный глоток.