Михаил Лохвицкий (Аджук-Гирей) - ГРОМОВЫЙ ГУЛ. ПОИСКИ БОГОВ

— В хорошем месте возносили хвалу Солнцу наши прародители, — сказала она, кивком головы показав на вершину Богатырь-горы.

— Подожди, еще не то увидишь, — пообещал он.

Поднявшись на площадку, они обошли ее по кругу, поискали глазами свою саклю, но за деревьями на противоположном склоне ее не было видно, присели в тени скалы пещеры, поели, бросили по косточке Самыру и Хабеку и потом сидели молча, без дум и забот. Чебахан смотрела по сторонам, подняв голову, следила за беркутом, парившим высоко над ними, иногда поглядывала на Озермеса, чему то про себя улыбалась, и он улыбался ей в ответ. Потом он, все время следивший за движением солнца, сказал, что им пора войти в пещеру. Они подошли к круглому лазу. Самыр и Хабек, устроившиеся в сторонке, на продуваемой ветром каменной плите, лениво подняли головы, посмотрели на них и не тронулись с места. Озермес хотел помочь Чебахан, но она вдруг отвела его руки и, показав на свой живот, встревоженно спросила:

— А ему не повредит, если я посмотрю на мертвого?

— Не должно, — поразмыслив, ответил он. — По-моему, он давно уже не мертвый, а что-то вроде окостеневшей памяти. Он, как наш Мухарбек, только во много раз старше, такой старый, что, возможно, был внуком или правнуком Солнца.

— А его душа? Она не могла остаться возле него?

— Разве что поселилась в этой скале, но не думаю. Кто может знать, в ком она живет теперь? Но если ты беспокоишься, не заходи к великану.

— Гость, который останавливается у входа и поворачивает обратно, оскорбляет хозяина, я войду. А теперь, если тебя не затруднит, помоги мне.

Забравшись в пещеру, Чебахан выпрямилась, подождала Озермеса, потом подошла к скелету и поздоровалась с ним. Он, скалясь, смотрел вверх своими темными глазницами. Увидев его мертвую улыбку, Чебахан попятилась и робко произнесла:

— Пусть все, кому должно родиться, будут такими же большими и сильными, как ты, тхамада!

Осмотревшись, она отошла подальше, присела на корточки, принялась перебирать своими тонкими длинными пальцами черепки и увидела на дне разбитого кувшина обрывок пестрой ткани.

— Здесь была женщина, — сказала она, — посмотри, муж мой, это от платья. — Но только она прикоснулась к ткани, как та рассыпалась в прах. — У-у, зачем я ее тронула! — виновато прошептала она.

— А теперь иди ко мне и смотри, — сказал Озермес. — Видишь, вершину Ошхамахо? Смотри на нее, не отводя глаз.

Чебахан поднялась, подошла к нему, остановилась, прислонившись к его плечу, и он услышал, как бьется ее сердце.

Время замерло вместе с ними.

И вот белая папаха Ошхамахо вспыхнула, и в пещеру ворвалось отражение солнечного луча. Чебахан, ослепленная, закрыла глаза руками. Озермес тоже зажмурился. Чувство умиротворения и спокойствия, готовность смиренно и радостно принимать все, как есть, наполнявшее его только что, от вспышки света, ударившей по глазам, исчезли, как отогнанные выстрелом из ружья напуганные птицы.

Чебахан опустила руки, проморгалась, оглянулась на великана и шепнула:

— Пойдем.

Когда они выбрались из пещеры, она с благодарностью сказала:

— Я рада, что ты привел меня сюда, тот, кто должен родиться, теперь благословлен Солнцем.

Тот, кто должен был родиться, занимал ее чувства и мысли больше, чем все остальное, вместе взятое. И Озермес подумал, что, наверно, это то главное, чем женщина отличается от мужчины.

Но увиденное тоже занимало ее, потому что она сказала:

— Сколько уже он лежит со своим ржавым мечом там, в пещере, и из года в год смеется.

— Наверно, потому, что все знает, — отозвался Озермес, — и то, что было, и то, что будет.

— Скажи, а для чего наши предки сделали так, чтобы отражение солнца, как от зеркала, попадало туда, в пещеру?

— Возможно, чтобы солнце иногда навещало великана с мечом, а может, по какой нибудь иной причине. Утром и потом, позже, и в другие месяцы лучу солнца сюда не попасть, мне просто повезло, что вчера я оказался в пещере в такое время.

— Наверно, тебя привел сюда сам Тха.

— Тха? — Озермес нахмурился. — Я уже говорил тебе, и не шутил, мне в самом деле хочется встретиться с ним. Поговорить мне не с кем, ведь вокруг нас нет мудрых мужчин, и отвечать на мои вопросы некому. Если Тха существует, единственное место, где его, наверно, можно увидеть, это вершина Ошхамахо, ближе к небу ничего нет. Я хочу подняться, туда, я уже думал об этом. И наверно, откладывать на завтра, и еще, и еще, до старости не стоит. Наши предки считали, что достигнуть цели можно лишь, пока душа в человеке. Я пойду на Ошхамахо! Пойдешь ты со мной, белорукая, или останешься дома?