Зиновий Давыдов - Из Гощи гость

— Я сейчас, отец! — кричал ему Кузёмка в ответ. — Я сейча-ас… Мне на-адо… Сейча-ас…

И Кузёмка бегал подле бочек своих, что-то как бы подвязывал, что-то поправлял. Но Акилла разрывался от кашля, который хватил его в бочке обмерзшей и терзал ему горло, давил ему ребра, раздирал ему грудь.

— Старенький, — лепетал Кузёмка, обегая сани и клячу свою, подбегая к бочкам и вновь возвращаясь к кляче. — Акиллушка… Ох, напасть! Ох, Акиллушка! Не ждали, не чаяли. Вон уж и ворота старец затворяет… Ох!

Но бух!.. Ударило с колокольни раз. Потом бухнуло другой раз. И пошел колокол бухать на всю округу, стал зыбиться звон и колыхаться, рокотать громом певучим, оглушать Кузёмку и клячу его, у которой вздыбились уши, и старца Макария, бросившего тут возиться с воротами. Он повернулся к колокольне, старец-воротник, стянул с себя шлык, креститься начал…

— Отворяй, отворяй! — крикнул Кузёмка, прянув к бочкам.

Он вскочил в сани, протянул вожжою клячу немилосердно, та сорвалась с места и вскачь понеслась вниз.

Старец едва успел ворота приоткрыть. Да и то Кузёмка дровнишки свои ободрал, мазнув ими по створе, окованной железом.

— Шалый! — бросил ему вдогонку Макарий. — Шею свернешь, в прорубь угодишь.

Но Кузёмке было не до того. Куда бы ни угодил он, а он вынесся за ворота, скинулся к речке, оглянулся, а ворота уже прикрыты стоят. Погнал Кузёмка дальше, к часовне у проруби, и еще дальше — за речку, в лес, в ельник, осыпанный снегом, в чащу лесную, в пустыню безлюдную. А там уже и останавливать клячу не пришлось: сама, лядащая, пристала и дальше не пошла. Сдернул тогда Кузёмка рогожи с бочек, и вылезли оттуда на волю Акилла, красный от натуги, и князь Иван, у которого ныло тело от бочки тесной, от толчков на поворотах, от талой воды, пронизавшей его до костей.

— Эх, ну! — гаркнул князь Иван на весь лес и, обхватив Кузёмку, стал мять его, трясти, бороться с ним, валить его с ног. — Кузёмушко! — выкликал князь Иван, притиснув послужильца своего к груди. — Кузёмушко-друг!.. Не забуду, ввек не забуду службы твоей… Кузёмушко!.. Состряпал каково! В бочке!.. Га-га!

Облаком клубился пар вкруг загнанной клячи, стонало в лесу эхо. Акилла смеялся, глядя на Кузёмку и князя Ивана, но вдруг рассердился, кинулся к ним со своими клюшками:

— Чего беснуетесь? Не ко времени… Рано еще… Не доспело… Уходить надо… Не медля… Уходить…

Князь Иван бросил Кузёмку, руками развел, дыша тяжело, улыбаясь растерянно.

— И то, Иван Андреевич, — молвил в свой черед Кузёмка. — Уходить… Уходить, не медля… Стой вот, Акиллушка; монастырь-от вон там, подмонастырье — вон там. Я пролезу. Уходить надо, уходить, — сказал он озабоченно. — Хватятся, погоня нам будет.

Он юркнул в ельник и пропал в чаще.

— Куда ж это он? — спросил недоуменно князь Иван.

Но Акилла не сразу ответил. Он напряженно внимал удаляющемуся шороху; он прислушивался к потрескиванию, к постукиванию, которыми жил в эту пору лес; древним, уже притупившимся слухом силился старик поймать что-то сквозь щеглиный свист, беличье цоканье, волчью перекличку и отдаленный звон.

— Сейчас воротится, — откликнулся он наконец, как бы очнувшись. — В слободу побежал, коней приведет. Добрые кони, замчат нас далече…

Далече?.. Куда далече?..

И тут только призадумался князь Иван о том, о чем не думал, трясясь в бочке, скрючившись там в три погибели на стылом льду, в ледяной воде. Куда же он денется теперь, дукс Иван? Где укроется, что станет делать, как будет жить? В Бурцову на Переяславль кинуться или в Хворостинину деревню под Волоколамск? До Хворостининой рукой подать: за ночь и пешком добрести можно. Там у приказчика, у мужика у Агапея, отсидится князь Иван до поры. А сколь долга пора та? Ждать ее, ждать.

— Акиллушка, — молвил шепотом князь Иван, — куда же подадимся головой поклонной?

Акилла сдвинул брови, ощетинились они у него…

— Поклонной?.. Николи голова моя поклонной не бывала. Вишь, хребет у меня каков — к земле так и шибаюсь, да голову только что перед царем небесным клоню. А податься нам, скажу тебе, одна нам дорога: в обход Москве, на Коломенское село. Пока шел тебе допрос да расспрос да было в монастыре тебе истязанье, под Коломенское рязанцы пришли с Болотниковым в съединении, туляне с Пашковым… Не стерпела Земля неправды, неволи. Поднялась… Го-го! — оживился Акилла. — Земля!.. Царя другого надо бы… Ну, да не то, — потух он опять. — Не о том… Что те цари!

Акилла махнул рукавицей, обошел вкруг саней и подвинул зачем-то бочку, съехавшую к краю.