Ирина Измайлова - Собор

Монферран заколебался было, но потом, улыбнувшись, пожал плечами:

— Я еще не так искушен и уже не так дерзок, Тони. Мне посоветовали, разумеется. Ну, а от кого исходил совет, ты, подумав, и сам догадаешься.

— Персье? — спросил Антуан.

— Я не называл имен, — покачал головой Огюст. — Да и к чему имена? Мне посоветовал человек, который верит, что я талантлив.

— А мне ты не покажешь того, что в том альбоме? — голос Антуана сделался горяч и жаден. — У тебя ведь есть хотя бы эскизы?

Монферран встал со стула, подошел к высокому зеркалу в глубине гостиной и взял с подзеркальника кожаную потертую папку.

— Вот. Посмотри. Тут все, кажется. Я почти на ходу это все придумывал, за три-четыре дня, так что это даже и не эскизы, а так, наброски, игра воображения. По ним сделал уже готовые проекты. У меня же сразу мысли такой не было — сделать подарок русскому императору. Только вот эта арка, эта вот, видишь? Она была задумана раньше. Странно, но мысль о ней пришла во время войны. Уж очень здорово дралась русская армия, и я понял, что храбрецы эти достойны триумфальной арки, как, впрочем, и наши.

— А что за надпись на ней? — спросила мадам Шарло, тотчас подбежав к Модюи и нагнувшись над его локтем. — Это по-гречески, да, мсье Огюст?

— Это по-русски, — рассмеялся молодой человек. — У них греческий алфавит. Мне перевели эту фразу. Здесь написано: «Храброму русскому воинству».

— О, очень мило! — и дама с восторгом посмотрела на молодого архитектора. — Вы очень умны и дальновидны!

— Даже слишком! — буркнул Модюи, не отрываясь от рисунков, на которые смотрел с изумлением и едва ли не с гневом.

Огюст заметил этот взгляд и наивно приписал его оскорбленному чувству патриотизма Антуана. У него неприятно дрогнуло сердце, он готов был уже ответить на возможное замечание друга, однако его вслед за мамашей атаковала Люси Шарло:

— Да, Огюст, милый, вы что же, в самом деле решили ехать в Россию?!

— Что вы, разумеется, нет! — совершенно искренно ответил молодой человек. — Просто мне хотелось бы, чтобы русский император действительно воспользовался хоть каким-нибудь моим предложением, тогда и здесь у меня появилось бы сразу громкое имя. Во Франции-то строить в ближайшее время будут мало. Не до дворцов… Ну и одобрение Александра, это его письмо, не мало стоит, или вернее, будет стоить в будущем. Нет, я не хочу в Россию, мадемуазель, хотя тот, кто дал мне благой совет, утверждает, что это было бы для меня лучше всего.

— Ну так это определенно Шарль Персье! — воскликнул Модюи и наконец поднял глаза на своего друга. — Но послушай, Огюст, скажи честно: ты действительно все это придумал за несколько дней?

— Дня за три-четыре, я же говорю тебе.

— И это целиком твои идеи? Тебе никто не помогал? — Антуан уже не в силах был скрывать дрожь в голосе.

И Огюст вдруг понял, что это означает и что означал взгляд, принятый им за благородное негодование патриота-француза.

— Тони! — он, улыбаясь, подошел к своему другу и взял его под руку. — Да что ты так удивляешься, Тони? У меня давно уже большая практика, стало быть, я умею быстро ставить задачу и находить нужное решение, почти как в математике. Только там цифры, а здесь формы, линии, композиции.

— Нет, это все равно невозможно! — прошептал Антуан, невольно взял и стиснул до боли руку Огюста. — Невозможно так быстро и так хорошо! Восемь проектов, и все так интересны, так… — и он выдавил слово, которое жгло ему язык — так превосходны!

— А мне не все они одинаково нравятся, — пожал плечами Монферран.

— Боже мой, памятник генералу Моро! [28] Моро Жан-Виктор (1763–1813) — французский генерал, знаменитый полководец республики. Опасаясь популярности Моро, Наполеон (воспользовавшись его связью с генералом Пишегрю) обвинил его в причастности к заговору 1803 г. Однако слава Моро была столь велика, что суд приговорил его лишь к двум годам заключения. Выйдя из тюрьмы, Моро вынужден был эмигрировать за границу. Патриот Франции, убежденный республиканец, он был противником тирании Наполеона и в 1813 г. принял предложение Александра I выступить в составе союзных войск против Бонапарта. Смертельно раненный в сражении, Моро страдал лишь оттого, что гибнет среди врагов Франции, от французского ядра. Его прах был привезен в Петербург и погребен в церкви св. Екатерины на Невском проспекте. — вскричала мадам Шарло. — Ах! Ну, конечно, ведь император Александр глубоко его почитает.

— Его глубоко почитаю и я, — просто сказал Огюст. — Что бы ни говорили о нем, по-моему, он настоящий герой Франции, и если в конце жизни он совершил ошибку, то, черт возьми, их совершают все, но не все перед тем совершают столько подвигов, а потом рискуют жизнью во имя Родины и добрым именем во имя совести.