Евгений Сухов - Кандалы для лиходея

Гимназист Козицкий вздохнул и как бы невзначай протянул руку к зеленому уголку. А потом резким движением выдернул ее из кармана пальто Сани и сунул себе в брюки. Шаг, какого большинство людей не решаются сделать, маленький Козицкий сделал. И мир не перевернулся. И не разверзлась земля. И гром не грянул с ясного неба. Ничего не изменилось. Совсем. Кроме того, разве что Соня стал богаче на целую трешницу. И теперь может позволить себе и эклеры, и шейный платок, и вкусную душистую дыню. Дыню – в первую очередь.

Где-то около сердца, там, где, говорят, проживает душа, шевельнулся малый червячок сомнения. Промелькнула мысль, что если он сейчас положит деньги на место, то ничего не будет . Чего не будет, Соня не понимал. Но на какое-то время он почувствовал испуг. Не по факту кражи (а как это назвать иначе) трешницы, а за себя – каковым он будет потом, когда вырастет? Но испуг скоро прошел, червячок сомнения спрятался, будто его и не было вовсе, и Соня спокойно для постороннего взгляда вышел из гардеробной. Теперь можно было реализовывать желания, чем Соня и занимался последующие три дня.

Червячок в душе не шевелился и, видно, заснул. Он еще проснется потом, один раз, после чего умрет окончательно. И Соня станет иным человеком. Таким, каким стал, переступив тогда, в гардеробной, некую черту.

Все начинается с малого. Пацаны, не обремененные родительским надзором, сначала тырят на базарах вишню, калачи, яблоки и груши, потом вытаскивают лопатники у зевак и рвут ридикюли у дамочек, а затем промышляют гоп-стопом на безлюдных и темных улицах, раздевая граждан и гражданок до исподнего, а иногда и лишая жизни. Заканчиваются подобные противузаконные деяния весьма печально: арест, дознание, следствие, судебное разбирательство и как некий финиш – крытка или каторга. В том числе и бессрочная.

Бывает и хуже. Нашумевшее полтора года назад дело Станислава Мережницкого, совершившего тройное убийство на Пречистенке – женщины и двух ее дочерей, – и по сей день было на устах добропорядочных московских граждан и вызывало у них нервическую дрожь. Шутка ли, сей мерзавец и женоненавистник порешил враз целое семейство, оставив в безутешном горе мужа убитой женщины и отца зарезанных им дочек.

А все начиналось с малого. Ходил Стасик Мережницкий в выпускной класс гимназии и собирался поступать в Московский Императорский университет на правоведческий факультет. И – что делать, возраст такой – влюбился! В женщину старше себя и вдовицу. Папа у Стасика был человеком зажиточным и имел в Москве два доходных дома, квартиры в котором сдавал внаем. Вот одну из таких квартир и сняла молодая вдовушка Катерина Изольдовна Шац. Сами Мережницкие жили этажом ниже, поэтому встреча Стасика и Катерины произошла в первый же день по ее приезду. Он даже вызвался помочь нести шляпные коробки новой постоялицы, каковых было аж восемь штук!

А потом Катерина Изольдовна пригласила Стасика к себе пить чай. И все. Стасик погиб, как только заглянул в ее зеленоватые с черными крапинками глаза.

Катерина Изольдовна сделалась для него богиней. Он даже не решался в ее присутствии дышать в полную грудь и всякий раз, когда заходил к ней после уроков в гимназии пить чай – сложилась у них такая традиция, – не сводил с нее восторженных юношеских глаз.

Она это видела (женщина, вообще, почти сразу замечает подобные вещи). Не то чтобы ей это льстило (подумаешь, влюбился мальчишка-гимназист), но все же некоторое удовольствие от его восторженного взгляда она получала. Она понимала, что творится в сердце Стасика. Женщины – они прозорливее мужчин в этом плане. И уж тем более зорче юношей, поэтому приняла эту игру и поддерживала образ обожаемого существа: уж коли ее возвели на пьедестал, так сама она с него не сойдет.

Это продолжалось долгий месяц. Стасик был счастлив все это время, поскольку знал, что по окончании занятий придет в ее квартирку и они вместе будут пить чай и разговаривать обо всем: о его успехах в гимназии, о его планах и мыслях, даже чаяниях и мечтах.

А потом богиня умерла. В его сердце и душе. Оставив кучку напоминавшего о ней пепла, терзавшего его изо дня в день, из года в год.

В тот день он раньше обычного пришел с занятий: не случилось последнего урока, поскольку учитель истории заболел, а заменить его просто было некем. Стасик пребывал в сладостном предвкушении: провести лишний час с Катериной Изольдовной, Катенькой, как он про себя ее называл, являлось для него верхом блаженства. Он подлетел к двери ее квартиры и легонько постучал. На его стук никто не открыл. Он постучал громче, но за дверью было тихо. Тогда он взялся за ручку двери в надежде, что дверь незаперта, поскольку в его приходы на чаепитие после классов так оно всегда и было.