Дмитрий Медведев - Это было под Ровно

В плетеном заборе я нашел калиточку и вышел прямо в огород. За огородом начиналось открытое поле, и там я заметил на фоне серого неба какие-то силуэты. Я сначала подумал, что это идет развод, что командир первой роты, согласно распоряжению, расставляет посты, но в ту же секунду понял, что это не развод. Вглядываюсь пристально: люди идут цепью, а не группой. Я присел на землю, чтобы силуэты людей были виднее. Да, это цепь, и есть определенная дистанция между каждым человеком, причем эта дистанция увеличивается по мере приближения людей ко мне.

Минута – и они уже совсем близко. Темнота мешала мне раньше определить расстояние. Неужели это враги? Я поднялся и крикнул:

– Кто идет?

Молчание. Вижу, по сторонам начинают меня обходить.

Я опять:

– Кто идет?

– А ты кто?

– Я командир, полковник.

– Ходы сюды!

Раз «ходы сюды» на командира – значит, все ясно: бандиты. Я выхватил пистолет. Но только хотел выстрелить, по мне ударила автоматная очередь, одна, вторая. Слышу – немецкая команда. Я дал два выстрела – кто-то упал.

Наши открыли огонь по врагам. Это хорошо, но я-то оказался «между двух огней». От врагов в пяти метрах, от своих – в двадцати. И те и другие стреляют. Пули пролетают около меня; одна сбила шапку. Я лег на землю. Думаю: «Если к своим поползу, гитлеровцы увидят, что я жив, и начнут стрелять. Да и свои откроют стрельбу, если увидят, что к ним ползет какой-то человек. Что делать?»

Вдруг чувствую, кто-то тянет меня за ногу. Поворачиваюсь: человек в немецкой каске хочет снять с меня меховые унты. Вероятно, подумал, что я мертвый. Я выстрелил в упор.

Стрельба идет вовсю. В петлицу на воротнике шинели попадает разрывная пуля. Изо всей мочи кричу:

– Прекратить огонь!

Но перекричать пулеметную стрельбу трудно. Меня не услышали. Кричу еще раз:

– Прекратить огонь! Это я, Медведев!

Услышали! По нашей цепи от бойца к бойцу передавалась команда: «Прекратить огонь… прекратить огонь… там полковник».

Под ливнем вражеских пуль я пополз к своим. У плетня меня подхватили, но помощь мне не требовалась: в эти минуты крайнего напряжения я был как будто здоровым и продолжал командовать.

Шевчук, Струтинский, Новак, Гнедюк с группой бойцов из комендантского взвода врезались во вражескую цепь и били в упор. Коля Маленький, притаившись за плетнем, короткими очередями стрелял по убегавшим врагам.

Хата, в которой разместился Цессарский с медперсоналом, стояла правее штаба и еще больше вдавалась в открытое поле. Туда в самом начале боя удалось ворваться нескольким бандитам. Не успел Цессарский выстрелить из своего маузера, как в комнате одна за другой разорвались две вражеские гранаты, Цессарский был тяжело ранен. Были ранены еще два врача и две санитарки. Услышав вражескую команду, Цессарский крикнул:

– Хлопцы, нас окружили! Тикаемо в лес!

Бандиты поняли это как команду и бросились наутек.

Минут через сорок в деревне было уже тихо. Стрельба шла километрах в двух, где наши продолжали преследовать противника. На месте боя враг оставил до трех десятков трупов.

У меня в шинели было двенадцать пробоин, в шапке две, а на мне – ни единой царапины.

– Сегодня у вас второй день рождения, – сказал мне Коля Струтинский, считая дыры на шинели и шапке.

Еле волоча ноги, я пошел в санчасть. Раненый Цессарский и его помощники были уже перевязаны другими врачами. Зубной врач был забинтован с головы до ног: он был весь изранен осколками гранат.

Ко мне подошел Сухенко:

– Товарищ командир, вас просит Дарбек Абдраимов.

– Где он?

– В соседней хате. Он тяжело ранен.

Я пошел.

– Командир, ты жив? Не ранен? – спросил Дарбек, как только увидел меня.

– Жив и не ранен.

– Ну и хорошо…

Он улыбнулся, протянул руку и слабо сжал мою. Оказывается, он первый услышал мой крик, когда я был в перекрестном огне, бросился вперед и был срезан пулеметной очередью.

– Как ты себя чувствуешь? – спросил я Дарбека.

– Очень плохо, товарищ командир.

– Ну что ты, Дарбек! Мы еще будем кушать твою «болтушку по-казахски».

Он ничего не ответил, только улыбнулся.

Через несколько часов он умер.

Мы ожидали нового наступления и решили подготовиться. На повозке я объехал кругом деревню и отдал все распоряжения. В хате, где остановился штаб, ни хозяина, ни хозяйки уже не было.

– Вот так спокойная деревня! – сказал я.

Лукин теперь все уже узнал. Оказывается, мы остановились у старосты-предателя, и он успел сообщить о нас фашистам.