Хамза Есенжанов - Крутое время

— Связать, говорю! — взвизгнул Аблаев и притопнул ногой.

Маймаков быстро вцепился в левую руку Жолмукана, второй солдат кинулся на помощь, Жолмукан недобро глянул на солдат, потом на Аблаева и, коротко размахнувшись, звучно влепил Маймакову прямо в челюсть. Синеглазый, охнув, отлетел в сторону и шлепнулся в ноги дружинников. Даже не взглянув на него, Жолмукан прищурился на Аблаева.

— Бунт! Где онбасы? Где сотник? Где командиры? — завопил Аблаев, изменившись в лице. — Я покажу тебе, сволочь!..

— А ну, попробуй! — шагнул к нему Жолмукан. Офицер отступил. Жолмукан, сжав кулаки, вобрав голову в плечи, бесстрашно двинулся на него. Уже не надеясь на своих солдат, смертельно бледный офицер все пятился и пятился к двери.

Жолмукан никогда никого не трогал, если только его не задевали. А горячий, невоздержанный в подобных случаях Нурум сам не заметил, как очутился возле Аблаева. Офицер заметил, как к нему угрожающе подступил вдруг грозный, словно рассвирепевший верблюд, высокий и черный джигит. Отступать дальше было некуда. В растерянности он ухватился за кобуру. Нурум, тяжело дыша, подошел к офицеру вплотную:

— Я онбасы!

Казалось, ударили по пустой ступе — все вздрогнули от его голоса.

Как бы не веря, Аблаев взглянул на него и сказал неуверенно.

— Что за безобразие, онбасы! Этот джигит… из твоей десятки?

Чувствуя, что Аблаев струсил, Нурум сдержал себя. Если бы офицер еще раз повторил свой приказ, Нурум тут же связал бы его самого.

— Нет, он не из моей десятки… Однако, не скажите ли вы, офицер-мирза, з чем он провинился? — спросил Нурум как можно вежливей. — Почему вы считаете его сволочью? Он среди нас самый тихий, мирный джигит, никогда никого не обижал, делится последним куском со своими друзьями.

Аблаев пришел в себя. Высокий черный джигит, стоявший перед ним, показался ему надежным, дисциплинированным, строгим онбасы. По всему видно, он предан велаяту и должен поддержать распоряжение офицера.

— Здесь не место перечислять все его преступления, онбасы, да и закон не разрешает. Ты помоги мне исполнить приказ правительства. Я должен арестовать Баранова. Так приказал полковник султан Гарун. Приказываю: обыщи его! Есть ли при нем оружие?

Нурум вспомнил, что Аблаев по приказу султана Гаруна также приезжал арестовать Хакима, забрал прямо на сенокосе учителя Калена, измывался над всем аулом. «Встретился наконец мне, голубчик!» — злорадно подумал Нурум. Он покосился на наган офицера и поморщился.

— Вы оставьте эту штучку в покое, мирза, джигиты не особенно уважают такие игрушки. И в аулах ею размахивают, людей пугают, и здесь. Вон тот мирза Маймаков тоже не раз пытался палить…

— Ты, онбасы, не морочь мне голову побасенками, выполняй приказ. Обыщи Баракова!

— Не надо его трогать, он хороший джигит.

— Молчать! Как твоя фамилия?

— А зачем тебе, мирза добрый, моя фамилия? Джигиты хотят знать, в чем провинился Бараков! Кроме того, до нас доходят слухи, будто нас отправляют к казакам за Уральск. Верно?

— Молчать, не твоего ума дело!

— Я спрашиваю у вас, мирза, а не у себя!

— Я тебя в Сибирь загоню за такие слова…

— Значит, вы хотите арестовать Жолмукана? — скрипнув зубами, спросил Нурум.

— Место бунтовщика — в тюрьме. Другого места для него нет.

— Ах, вон ка-а-а-ак… — протянул Нурум, бледнея. — Значит, ты хочешь поступить с ним, как с Каримгали?!

Длинными руками Нурум схватил Аблаева за ворот, тряхнул его, швырнул от себя, а Жолмукан пнул офицера ногой в живот.

— Вяжите! — сказал Нурум обступившим джигитам, — Пусть узнает, каково быть связанным по рукам и ногам!

Несколько джигитов набросились на Аблаева, придавили его коленями, другие чуть не раздавили Маймакова, извивавшегося на полу, точно червь.

— Ой-бай, а третий удрал…

— Держите его! — победно загалдели в казарме.

Но третий солдат исчез в суматохе, и о нем, пошумев немного, забыли.

— Может быть, эту собаку привязать к двери, пусть сторожит? Как вы думаете? — спросил Жолмукан, указывая на связанного Аблаева.

— Убить его надо, — сказал кто-то сзади, за спинами.

Никто не стал выяснять, кто это сказал, но все как-то потупились, почувствовав жестокость такой кары. Некоторое время стояла тяжелая тишина. Первым ее нарушил Жолмукан.

— Слушай, певец, говорят, один казах, хорошенько отхлестав своего бодливого быка, сказал: «Катись, пучеглазый! И впредь будь осторожен, знай, с кем имеешь дело!» Может быть, с этой шавкой сделаем то же. Пусть прижмет свой хвост и уходит восвояси. А? — спросил Жолмукан хмуро молчавшего Нурума.