Хамза Есенжанов - Крутое время

— А ты-то что убиваешься? Тебе-то какая забота? Нас пригнали сюда, как щенят, а ты ведь, дурень, сам притащился. «Что с нами будет?!» Попадешь сюда к локтору [6] Локтор — искаженное «доктор». , сразу все узнаешь: и куда погонят, и во что нарядят, — еще раз поддел коренастый Нурума. Потом он спокойно достал из-за голенища огромного, тупоносого, со сбитым, искривленным каблуком сапога бумажку с насыбаем и, взяв маленькую, едва заметную щепотку, осторожно понюхал, потом снова аккуратно сложил бумажку и опять подальше спрятал за голенищем. — Значит, не марджа, говоришь, а девушка. Ты что, резал ей пуповину и пеленал в пеленки, что так все знаешь? По-твоему, эта благородная девица — татарка? На местных татарских баб мы насмотрелись. А эта — с тонкой талией, прямыми ножками, горделивым взглядом чистокровного аргамака может быть только из Казани, в Теке и Джамбейты таких не водится, — уверенно сказал коренастый.

Нурум не хотел оставаться в долгу.

— У нас была одна дженге. Кадишой ее звали. Так она один кусочек курта три дня делила. А тебе щепотки насыбая, если так будешь нюхать, хватит, наверное, на полгода! Тебе бы бабой быть — более бережливой не найдешь. Впрочем, тому, кого погонят на чужбину, не мешает быть бережливым даже с насыбаем. А насчет девушки ты, дружище, все-таки путаешь: она татарка, я знаю и прошу не болтать при ней лишнее.

Нурум проговорился, стараясь оградить девушку от насмешек, неожиданно высказал свою тайну. Коренастый сразу же смутно что-то заподозрил, но не мог понять, как мог аульный джигит Нурум знать такую девушку. Он решил насмешками выведать тайну Нурума.

— Я думаю, тот локтор-казах в золотых очках втихомолку окрутит голубушку и в один прекрасный день — гм, гм — занюхает ее. Раз она твоя, Нурум, постарайся получить откупную за первую ночь, не проморгай. Говорят же: когда бык пьет воду, бедному теленку хотя бы льдинку полизать…

Нурума охватил гнев. Неизвестно, до чего бы дошли их дальнейшие подковырки, но тут казах в форме есаула, пригнавший новобранцев на комиссию, поднялся на крыльцо и скомандовал:

— Стройся по два у входа! Быстро! Марш!..

И разгневанный Нурум, не успевший ответить, и коренастый задира и острослов вскочили со своих мест и кинулись к крыльцу. Растерянные, неуклюжие парни из аулов, не имевшие понятия о строе, тоже ретиво шарахнулись за ними; «стройся по два» до них не дошло, они лишь поняли: «у входа», и поэтому каждый рванулся вперед, стараясь первым протиснуться к крыльцу…

— Ну, идите, ребята, начинайте вы! — загалдели чумазые парни вокруг Нурума и коренастого.

— Кто знает, что за локтор такой, — проговорил один из джигитов, явно оробев. — Слыхали, да не видали. Что он будет делать с нами?

— Разденет. Догола!

— Разде-е-нет, говоришь? До-го-ла?.. Вот где стыда не уберешься…

— О аллах, вот что значит к русским попасть! Сразу и раздевают!

— Да не русский, а казах ведь доктор, — зашумели в толпе.

— Как скотину ощупают тебя, заглянут в рот, посчитают зубы и прижгут тавро на ляжке, — нагонял страху коренастый.

Сам он, ничуть не робея, ворвался в приемную первым. Не смущаясь женщины, он разделся догола, будто не раз проходил всякие комиссии, и подошел к доктору.

— Как твоя фамилия? — спросил Ихлас, оглядывая налитое силой, мускулистое, здоровое тело джигита.

Чуть помешкав, тот ответил:

— Меня зовут Жолмукан.

— Жолмукан… а отца как? — спросил доктор.

Жолмукан только теперь сообразил.

— Э, локтр, сразу и спросил бы по-казахски. Отца зовут Барак.

— Ближе, ближе подойди, не бойся! Слова «фамилия» страшиться нечего. Завтра твой командир не станет спрашивать: «Как зовут твоего отца?» Там разговор короткий; «Фамилия? Марш!» Вот и все. Так что привыкай! — улыбнулся Ихлас, опустив руку на плечо Жолмукана.

Он видел, что джигит совершенно здоров, но все же осмотрел его, заглянул в рот, в глаза, потом уселся за стол и начал писать.

— Сколько тебе лет, Бараков?

— Кажется, двадцать пять.

— Семейное положение?

— Что?

— Семья есть, спрашиваю?

— Есть мать, локтр.

— Жена?

— Мне некогда жениться, локтр.

Ихлас покачал головой.

— Не локтр, а доктор надо говорить.

— Какая разница? И то и другое не по-казахски.

— Ты, я вижу, бойкий парень. По собственному желанию приехал, наверное, в дружину велаята? — «И телом ладен, и на язык остер!»— подумал про себя Ихлас, испытывая к джигиту расположение и глядя на него поверх золотого пенсне.