Ариадна Васильева - Возвращение в эмиграцию. Книга первая

Взгляд ее стал отрешенным, невидящим. Мы ждали, но она молчала. Ляля махнула рукой, чтобы мы уходили. Татка и Сережа послушались, а я замешкалась возле двери. Мама не могла меня видеть. Она повернула голову к сестре. Неловко, слабой рукой притянула Лялю к себе, схватила ее за рукав.

— Помоги мне, Лялечка, — выдохнула она чуть слышно, — я так устала. Я не хочу больше ни бежать, ни прятаться. Сколько можно!.. Помоги. Сделай, чтобы я уснула и не проснулась. У тебя же есть…

— Нет!!! — зажмурилась, затрясла головой тетка. — Нет! Нет! — и все махала мне, махала, чтобы я уходила прочь, прочь.

А я не могла. Ноги одеревенели, платье прилипло к спине. Мама не унималась:

— Это же так просто. Я развяжу вам руки. Лялечка, родная моя, маленькая, ну, пожалуйста, я очень тебя прошу.

Ляля уткнулась головой в подушку, не глядя, нежно касалась маминых волос дрожащими пальцами. Через целую вечность, как мне показалось, оторвалась от подушки и приподняла сестру, просунув руки под ее плечи.

— Грешница! Как ты можешь? Язык же повернулся!

— Жаль, — прошептала мама, — я думала, ты поймешь.

У меня не стало сил ни смотреть на них, ни слышать все это. Всем телом надавила на дверь и чуть не выпала на Татку, стоявшую почему-то в коридоре.

— Ты чего? — испугалась она.

— Ай, да ничего! Зацепилась за этот проклятый половичок! Выбросить его надо, к черту, к черту!

Весь оставшийся день мы метались от окон к мелким, незначительным делам. Мама уснула. Ляля то уходила к себе, то возвращалась и каждый раз не могла вспомнить, зачем пришла. Терла лоб, приговаривала:

— Зачем же я пришла? Зачем-то же я шла сюда.

Перед заходом солнца толпа за окнами поредела. Машины понеслись уже на полном ходу. Быстрым шагом прошла небольшая группа людей… И все.

Мы вышли с Таткой на улицу. Она была совершенно пуста. И жуткая, непривычная тишина. Мертвый город.

— Представляешь, — оглядывалась по сторонам Татка, — во всем Париже одни мы. Вот ужас!

Я не успела ответить. Взгляд упал на лавочку мадам Ренот. Двери ее были гостеприимно распахнуты. Все остальные магазины закрыты, окна намертво задраены, а у нее открыто. Не сговариваясь, мы побежали через дорогу. Внутри лавочки, как ни в чем не бывало, делала вечернюю уборку мадам Ренот.

— Вы не ушли, вы здесь? — бросились мы к ней.

Она спокойно смотрела на нас.

— Как же я могла уйти? Мне нельзя. В квартале наверняка есть мамы с маленькими детьми, не оставлять же их без молока. Как можно!

В первый раз за весь этот кошмарный день стало легче. Значит, не все ушли, значит, мы не одни. Мадам Ренот вышла из-за прилавка.

— А вы — молодцы, не поддались панике. И правильно. Немцы — не немцы, а жизнь должна идти своим чередом. И приходите завтра. Молоко будет.

— Правда? — обрадовалась Татка.

— Без сомнений. Я уже позвонила поставщику. Только вот мы не знаем, сколько везти. Мало — не хватит на всех, много — останется и прокиснет. Тоже нехорошо.

Она проводила нас на улицу. Уходя, мы несколько раз оглядывались и смотрели, как она спокойно стоит возле дверей, одна одинешенька на всем широченном, когда-то таком шумном бульваре.

Еще один сюрприз ожидал нас возле дома. Нос к носу мы столкнулись с нашей консьержкой. Она радостно бросилась к нам.

— Девочки, дорогие мои, вы не ушли? Как хорошо! Лифт не работает, а я уже выбилась из сил бегать по этажам, проверять, у всех ли заперты квартиры. Вы подумайте! В трех подъездах пять незапертых квартир!

Она попросила нас обойти оставшиеся два подъезда и крикнуть сверху, если обнаружится непорядок. Мир перевернулся. Даже консьержка допустила посторонних к такому важному и ответственному делу. Мы с Таткой отправились наверх, но на втором этаже она вдруг сказала:

— Что мы, как дурочки, будем бегать вдвоем. Иди дальше одна, а я проверю в следующем подъезде.

Я отправилась одна. Останавливалась поочередно возле каждой квартиры, звонила, потом прикладывала ухо к двери и чутко прислушивалась. Никто не отзывался, не слышалось никаких шагов. Тогда я легонько толкала дверь: вдруг не заперта?

Чем выше я поднималась, тем больше робела. Жизнь из дома ушла, меня обступили призраки.

Нечаянно зацепила рукой за плохо закрепленную железную завитушку под перилами. Раздался унылый вибрирующий звук. Даммм! Я вздрогнула. Нет, это был не страх, мое состояние, это было нечто несхожее с человеческим состоянием вообще. Казалось, еще немного, и брошенные вещи выйдут из-под контроля, лестница встанет дыбом, ощерится ступенями, перила начнут извиваться, как змеи. А тут еще закатный свет стал быстро гаснуть. От стен, окрашенных темно-голубым, потянуло холодом. «Неужели так во всем Париже?» — подумала я.