У нас камень с души свалился. Мы стали горячо обсуждать преступление Феди. Раиса Яковлевна, сколько Виля ни ругала ее, отмалчивалась, махала рукой. Она ни о чем не жалела. Но я была на стороне Вили.
— Зло должно быть наказано! — возмущалась я пассивностью Раисы Яковлевны, — Если всем все прощать, так в мире одно зло и останется.
Я закончила свою речь энергичным «таки да!». Три еврейки секунду остолбенело смотрели на меня, потом разразились хохотом. Раиса Яковлевна прижала меня к пышному бюсту.
— Ох, Наточка, ох, родная моя! Ох, уморила! И совсем-то ты с нами ожидовела.
Через полгода после памятного младоросского собрания мы с Сережей решили пожениться. Я давным-давно уже познакомила его с мамой. Они, к великой моей радости, сразу сошлись и подружились. Втроем мы часто обсуждали нашу глупую ситуацию. Наконец, мама убедилась в моих чувствах и серьезных намерениях Сережи и неожиданно для нас заявила:
— Вот что, дорогие мои дети, наплюйте вы на этот развод и живите как муж и жена. А я вас благословлю.
Она прошла в свою комнату и вернулась с иконой в руках. Я, наверное, побледнела. Сережа стал очень серьезным. Мы встали рядышком перед мамой.
— Этой иконой, Наташа, твоих дедушку и бабушку благословили на долгую жизнь много лет назад. Они всегда жили в согласии и любви. Теперь я благословляю вас. Будьте и вы счастливы. Любите друг друга, жалейте друг друга, да не будут страшны вам жизненные тяготы, да благословит ваш союз Господь Бог.
Обвенчала.
Весь этот чуточку грустный вечер мы тихо сидели, прижавшись к маме, как птенцы к наседке. А она уже будничным голосом уверяла, что все мои неприятности с разводом — дело временное, что рано или поздно все закончится и пройдет, как проходит все на свете.
Без шума, без всяких торжеств мы поселились с Сережей в небольшом отеле для семейных на улице де ла Тур. В мастерской я объявила о замужестве, не вдаваясь в подробности.
— А! — вскричала Раиса Яковлевна, — что я говорила! — и поздравила от всей души.
Только Миле я поведала правду и познакомила с Сережей. Одна во всем Париже, она стала часто приходить к нам.
Тихо, ничем не замутненный, проходил наш медовый месяц. Мы радовались нежданным гостям, мы были счастливы, когда оставались одни. Часто, уже собравшись куда-то пойти, вдруг передумывали и оставались дома и говорили, говорили…
Словно бегом пробежали мы наши жизни — я до двадцати двух, Сережа до двадцати восьми, а теперь остановились и устроили себе отдых. Мир бурлил, клокотали политические страсти, Италия напала на Эфиопию, но это было далеко. Ветер войны уже дул, но пока не в полную силу.
Будем жить, пока живется…
распевал Марк стихи собственного сочинения, набивая бесконечные папиросы для мсье Лебеля.
Будем пить, покуда пьется.
Под каштанами сидеть,
В носе пальчиком вертеть.
— Фу, — говорили мы, — как это вульгарно!
Он подхватывал в тон:
— Как это низменно, как это пошло!
Однажды примчался к нам, на ночь глядя, взлохмаченный, воздевая руки, не в состоянии вымолвить ни единого слова.
— Ребята! — таращил он и без того выпуклые глаза, — что я узнал! Что я узнал!
— Стоп! — сказал Сережа, — сначала нальем по рюмочке.
— Вы сопьетесь, черти! — стала я отбирать бутылку.
— Не сопьемся, — выхватил ее у меня из рук Марк, — сегодня даже ты можешь напиться до состояния риз!
— До положения риз, — поправила я.
— Не важно!
Он отхлебнул вино, сказал «уф» и пристал ко мне:
— В какой церкви ты венчалась?
— Я? Ни в какой, — растерянно посмотрела я на Сережу.
— Да не с ним, не с ним! С ним ты живешь во грехе и во блуде, за что гореть вам обоим в геенне огненной. Но! Поскольку я пекусь о ваших бессмертных душах, я пришел вас спасти. Итак, в какой церкви ты венчалась с… ну, с тем?
Я назвала улицу.
— Так-так-так, — тарахтел Марк, — прекрасно, изумительно, превосходно. А к какой епархии принадлежит та церковь?
— Н-не знаю.
— А я знаю. Вас венчал поп, подчиненный митрополиту Евлогию. А с колокольни патриархии московской на нем нет благодати. Кого венчает — не венчанные. Ты и в первом браке была не венчанной, блудница!
Сережа стал очень серьезным.
— Ты… точно? Да погоди, не валяй дурака!
— Честное младоросское! Тот брак недействителен. Он действительно недействителен!
Марк обожал каламбуры.
Сережа вспомнил, что в местечке Ванв под Парижем, в маленькой церкви, подчиненной Московской патриархии, служит знакомый священник. Прежде он был у Сережи в гимназии, в Тшебове, наставником и директором, позднее принял сан. Не согласится ли он обвенчать нас без регистрации в мэрии? Это было бы нарушением закона. Во Франции положено сначала регистрировать брак, а уже потом венчаться, неважно в какой — в католической или в православной церкви.
Читать дальше