Вскочила, сбросила халат и на сбитое, лоснящееся от загара тело опрокинула ворох синего в белый горошек пышного платья. Расправила, чтобы не измялась, юбку с оборками, села и принялась расчесывать тугие завитки. Тряхнула головой, и они в точно рассчитанном беспорядке упали на лоб, на ушки, на затылок.
— А ты почему не одеваешься?
Я засмеялась и сказала, что здесь не Париж, краситься ни к чему.
— Глупости! — возмутилась Мари-Роз и подсела ко мне с тушью для ресниц, — когда мужчины говорят комплименты, женщина должна быть уверена, что они не лицемерят.
— А они будут говорить комплименты? — спросила я.
— А как же! Пусть попробуют не говорить! Я переверну весь их паршивый буйабес!
В половине шестого вечера мы отправились в гости к романтическим рыбакам. Мы нашли их под соснами, в хлопотах у костра.
— Оле! — встретил нас пожилой рыбак, — гляньте, какие хорошенькие русалочки идут к нам в гости!
Мари-Роз незаметно щипнула меня: «Что я говорила? Комплимент». А я порадовалась за буйабес — он избежал опасности быть перевернутым. Мы стали знакомиться.
Рыба для буйабеса была уже почищена и нарезана ломтями. В глубокой корзине, среди неподвижных морских ежей, шевелились и вспучивались, влезая друг на друга, рассерженные крабы. Мари-Роз схватила одного поперек спинки и сразу бросила, — такие страшные у него были клешни.
Ни чистить овощи, ни присматривать за кипящим варевом нам не позволили, сказав, что стряпать буйабес — исконно мужская привилегия. Мы подчинились, сели на выброшенный из моря ствол давно умершего дерева, серого от соленой воды. А эти трое сидели напротив, ловко стучали ножами и болтали с нами.
К моему великому разочарованию, они оказались никакими не рыбаками, а обыкновенными коммерсантами. Пожилой, мсье Пьер, был отцом старшего из парней, Жозефа. Рене, круглый сирота, доводился ему племянником. У них было хорошо налаженное дело — торговля сукном и шерстяными тканями. На двух собственных автомобилях (к делу были привлечены еще двое племянников мсье Пьера) они разъезжали по всей Корсике, развозили образцы материй, брали заказы, делали оборот.
— Счастливые, — позавидовала я им, — путешествуете по всей Корсике.
— А вы присоединяйтесь к нам, — предложил Жозеф, — будем ездить вместе. И нам веселей, и вы Корсику посмотрите.
Мы с Мари-Роз несказанно обрадовались такому предложению. Она даже в ладоши захлопала. Я тоже не видела никакого смысла упускать возможность познакомиться с проявлениями знаменитого корсиканского темперамента. Теперь-то мы были совершенно спокойны. Наши новые знакомые оказались не дикарями какими-то, а вполне культурными людьми. В море ходили для собственного удовольствия, и рыбу ловили не на продажу, а для себя.
— И крабов сами ловили? — наивно спросила Мари-Роз.
Мсье Пьер густо захохотал:
— Нет, крабов и ежей мы купили на базаре в Аяччо.
Отворачиваясь от дыма, он стал опускать куски рыбы в бульон из овощей, крабов, креветок, морских ежей, лаврового листа, перца, зелени… Чего там только не было!
Солнце село. Поспел буйабес. Под соснами было постелено одеяло, поверх него белая скатерть. На нее легли крупные ломти ноздреватого хлеба, острый сыр, помидоры. Из сетки достали бутылки с белым вином. У костра священнодействовал мсье Пьер, подавал дымящиеся миски Жозефу, тот приносил нам.
Жаркое пламя костра озаряло красные стволы сосен, буйабес обжигал нёбо. Мы заливали пожар во рту легким белым вином, брали прямо руками куски разваренной рыбы. Над нами, то появляясь, то пропадая среди мохнатых ветвей, вставали на свои места звезды. Море затаилось и образовало с небосводом единую бездну. Она начиналась почти у наших ног. Мы оторвались от божественной еды и прислонились к шершавым стволам. Мари-Роз уже не боялась испачкать смолой платья. Рене достал из лодки гитару и стал петь. Он пел непонятные корсиканские песни. И оттого, что были они непонятны и таинственны в свете костра, под сенью распростертых над краем земли сосновых лап, из меня стала выходить вся накипь и горечь. Хотелось все начать сначала, снова искать и любить и даже поселиться на тихом острове, среди простых бесхитростных людей с их наивной верой в морских русалок.
— Неплохо, а? — подмигивал мсье Пьер всякий раз, когда Рене останавливался перевести дух, — не хуже, чем у нашего Тино Росси [25] Известный оперный певец.
голос, а? В Париже такого не услышите.
Я восторженно кивала головой.
Читать дальше