Ариадна Васильева - Возвращение в эмиграцию. Книга вторая

Это была окраина. Путь вправо вел прочь из города. Сергей Николаевич долго не мог поймать машину. Редко-редко мимо него проносились трехтонки, но они шли или в другую сторону, или вообще не собирались выезжать из Полтавы. Наконец, нужный грузовичок притормозил, шофер выглянул из кабины, предупредил, что до Сочивцов он не доедет, свернет на развилке, а пассажиру придется с километр топать пехом.

Пассажир согласился и полез в кузов, так как место в кабине было занято старой бабкой в шерстяном платке поверх белой косынки, в темном, застиранном платье с длинными рукавами, несмотря на теплую погоду. Впрочем, до этой бабки Сергею Николаевичу не было решительно никакого дела.

Он забрался в кузов, оперся на крышу кабины, машина дернулась, покатила и поволокла за собой дымовую завесу, сотканную из мельчайшей как пудра пыли.

Насколько он помнил, от Полтавы до родной деревни было километров десять. Но путь показался долгим. Когда его оставили одного на развилке, он стал в недоумении оглядываться, пытаясь найти хоть одну примету прошлого. Примет не было. Он стал жалеть о предпринятом совершенно напрасно путешествии.

До слуха его, из-за небольшой рощицы, донеслось кряканье уток. Сергей Николаевич еще раз огляделся и вдруг с полной ясностью осознал, в какой стороне находиться вода. Там была Ворскла — река его детства. Он пересек незнакомую рощицу и оказался на высоком берегу. Река открылась сразу, спокойная, в кудрявой раме ракитника и камыша. Сергей Николаевич пошел по краю обрыва против течения. Теперь он знал, куда идти. Под ногами была хорошо утоптанная тропа. Она вывела на самую высокую точку обрыва. Здесь когда-то кончался бабушкин сад. Но плодовые деревья оказались выкопанными. На их месте, в ямах, росла какая-то дрянь: обглоданные коровами кусты, крапива и лебеда. Некоторые стебли вымахали почти в человеческий рост. Сергей Николаевич обогнул кусты и оказался невдалеке от места, где когда-то стоял его дом. Теперь от поместья остался один фундамент. Экспроприация и две войны прокатились через него.

«Н-да», — сказал самому себе Сергей Николаевич, пожалел о своей затее и повернулся уходить. Ему претила сентиментальность, он не собирался стоять здесь столбом и предаваться воспоминаниям, где кто ходил, кто с кем говорил возле этого дома и в самом доме тридцать лет назад.

Неожиданно послышался шорох, и из гущи бурьяна вышла к нему серая кошечка. Ухоженная, чистенькая, упитанная кошечка с желтыми глазами, с узкой щелью зрачка.

— Киска, ты откуда? — удивился Сергей Николаевич.

Он присел на корточки и протянул руку. Кошка бесстрашно приблизилась, ткнулась рыльцем в его ладонь и стала тереться. Живое существо среди безлюдья и запустения обрадовало его, словно встреча с кем-то родным и близким.

И тут он вспомнил, что у бабушки была точь-в-точь такая же серая кошечка с желтыми глазами. Звали ее…, ну, да, звали ее Васена, и куда она подевалась во время переворота, Сергей Николаевич не знал. Ему вдруг показалось, что это та самая кошка.

— Васена, — прошептал он, — Васена.

Сергей Николаевич подумал, тряхнул головой, сказал самому себе, что этого не может быть, и встал в рост.

Резкое движение спугнуло животное, кошка исчезла в зарослях так же внезапно, как появилась. Сергей Николаевич машинально позвал:

— Кис-кис!

Никто не отозвался, не дрогнула ни одна травинка.

На следующие сутки, на подъезде к Брянску Сергей Николаевич твердо решил отговорить жену, оставить самую мысль о переезде и продолжать жить там, куда их забросила судьба.

Наталья Александровна и Ника встретили папу, словно после долгой разлуки, хотя странствовал он всего неделю. Его тормошили, его расспрашивали, как там, что там. Наталья Александровна с возгласом «ай, сейчас пирог сгорит» бежала к чудо-печке, суетилась возле стола, но за всей этой суетой и вскрикиваниями Сергей Николаевич чувствовал тщательно скрываемую женой тревогу.

К отмене переезда она отнеслась на удивление спокойно. Вот серая кошечка неожиданно заинтересовала ее. Слушала с широко раскрытыми глазами и вдруг бухнула:

— А что, если это была бабушкина душа?

Сергей Николаевич сморщился, как от зубной боли, постукал себя по лбу, посмотрел на жену с досадой. Он не выносил никакой мистики. Поздно вечером, когда Ника, наконец, угомонилась и уснула, он тихо проговорил:

— Ну, что там у тебя, выкладывай.

— Откуда ты знаешь, что у меня что-то есть? — удивилась жена и отложила подушку с одеваемой на нее свежей наволочкой.