Ариадна Васильева - Возвращение в эмиграцию. Книга вторая

Впрочем, Сергей Николаевич тоже не смог дать вразумительного ответа. Вечером, он в эти дни приходил с работы поздно, прочел письмо, лицо его напряглось. Он глубоко втянул ноздрями воздух, положил письмо на край стола, встал и заходил по комнате. Тесная она была, приходилось сразу поворачивать обратно, делать четыре шага и останавливаться возле двери.

— Что же ты молчишь? — жалким голосом спросила Наталья Александровна.

Он всем корпусом развернулся к ней.

— Что я могу сказать? Что?

— А что случилось? — испуганно крикнула Ника.

Сергей Николаевич досадливо сморщился и сказал, не глядя на дочь:

— Не вмешивайся, Ника. Твой номер сто сорок седьмой.

Печальная тишина поселилась в их доме. «Ах, Нина, Нина, — горевала Наталья Александровна, — не надо было тебе и Славику уезжать из Франции»!

И сразу на ум приходило другое молчание. Арсеньев! Ему отправили два письма, он ни на одно не ответил. Хотя Алексей Алексеевич, другое дело. Он уехал преподавать в университете, ему не до писем. Ничего плохого с ним не может случиться. Но Нина! Славик! А дети! У родственников. Как бы хороши ни были родственники, это не мама с папой. И Анна Андреевна. Кто ж тебя, бедную, похоронил, и нашлось ли для тебя приличное место на кладбище?

Наталья Александровна ходила подавленная, на вопросы Ники: «Мамочка, что с тобой, отчего ты такая грустная?» — деланно спокойным голосом отвечала:

— Ничего не грустная. Что ты выдумываешь? Просто устала немного.

Это была неправда. С чего бы ей уставать. Она устроилась в швейную артель «Промтекстиль», но летом шляпы никто не заказывал, и она снова сидела на панамках, да еще по очень низким расценкам. Что самое огорчительное — непостоянно. Неделю поработала, запасы полотна на складе кончились, ее на неделю отправили в неоплачиваемый отпуск.

В коллективе Наталью Александровну приняли хорошо. Единственный разлад — с партийным секретарем. Парторг, молоденькая, светловолосая женщина, с виду очень милая, с толстой косой, уложенной короной вокруг аккуратной головки, косилась на нее из-за небольшой стычки. Наталья Александровна не пожелала остаться после работы на открытое партийное собрание. Она беспартийная, а дома ребенок целый день без присмотра.

Ей возразили, мол, у всех дети. И что с того, что она беспартийная. Собрание открытое, все обязаны присутствовать. Но Наталья Александровна ушла, нисколько не сомневаясь в собственной правоте. За что получила хороший нагоняй от Сергея Николаевича. Он слушал рассказ жены, морщился, кряхтел от досады, сделал несколько шагов по комнате, и вдруг перебил ее:

— Ты не должна была уходить, ты должна была остаться на собрании.

— С какой стати? И потом, мне это совершенно не интересно.

— Наташа, мы не имеем права делать только то, что нам интересно.

— Почему? — Наталья Александровна поджала губы, и глаза ее стали холодными.

— Почему? Да потому что головой надо думать, головой, головой! — он несколько раз хлопнул себя ладонью по лбу. — Нам нельзя выделяться и привлекать к себе внимание. Понимаешь? Или тебе мало историй с Панкратом, Ниной и Славиком? Я больше, чем уверен, вот хоть режь меня, Славка что-то не так сболтнул.

Наталья Александровна проглотила в горле комочек и тихо спросила:

— А Нина?

— Нина — другое дело. У Нины могла быть недостача в буфете. — Сергей Николаевич помолчал, потом продолжил уже спокойным голосом, — пожалуйста, я очень тебя прошу…

— Ты помнишь, — перебила Наталья Александровна, — однажды в Брянске некая продавщица в булочной сказала тебе: «Да как вы могли оттуда уехать? Да я б на коленях туда поползла!» Ты помнишь, что ты ей ответил?

Сергей Николаевич двинул желваками на скулах, посмотрел зло.

— Не помню.

— Помнишь, помнишь. Ты ей ответил: «Ну и ползала бы всю жизнь на коленях!»

— Ну, хорошо, помню. Что ты этим хочешь сказать?

— Хочу сказать, что сегодня ты предлагаешь мне делать то же самое.

И чтобы не продолжать разговор, Наталья Александровна ушла в сенцы набрать из мешка картошки.

История с партийным собранием имела продолжение, но результат был совершенно неожиданный. На другой день Мария Ивановна раскричалась на весь цех в том духе, что если каждые явившиеся из-за границы «индивиды», она так и сказала, будут самовольничать, то ничего хорошего в дальнейшем от них ждать не придется. И предложила дирекции объявить Улановой строгий выговор.

Вмешался председатель артели, Михаил Борисович Гофман, дал не в меру ретивой партийной дамочке хороший нагоняй. Во-первых, присутствие на открытом партийном собрании дело добровольное. Во-вторых, женщина недавно приехала, еще не освоилась с новыми порядками, нельзя так с бухты-барахты обрушиваться с выговорами. Мария Ивановна притихла, но косо смотреть в сторону Натальи Александровны не перестала.