Пиримкул Кадыров - Бабур (Звездные ночи)

Из Агры прискакала Мохим-бегим. Верхом ехала сама: в повозке было бы медленней. Почти без остановок два дня и две ночи мчалась.

Она сочла, что плыть по реке будет спокойней и прохладней для больного. Так на корабле Хумаюн и явился в Агру. Восемь нукеров доставили Хумаюна на крытых носилках в сад Зерафшан. Когда Бабур увидел сына, лежавшего без сознания, в груди его что-то оборвалось, и паланкин, что покачивался на плечах нукеров, показался погребальными носилками.

Временами Хумаюн бредил. Однажды после тяжкой ночи, на раннем прохладном рассвете, он чуть-чуть приоткрыл глаза. Узнал отца, склонившегося над изголовьем. Захотел подняться, заметался на ложе, но тут же опять откинул голову назад.

— Мы… на службе… без вас… нет, нет… — и снова какие-то видения овладели больным. Хумаюн вскрикнул: — Вперед, по центру… Бейте их! Ушел… Стон!..

Хумаюн будто задохнулся, взметнулся в постели, перекинулся на бок и опять потерял сознание.

Дворцовые лекари тоже не сумели найти лекарства против непонятного недуга. Заливалась слезами Мохим-бегим. Невыразимо страдал Бабур. Ему казалось, что это он, все время рискуя сыном, заставляя его проходить сквозь огонь и воду, стал причиной смертельной болезни Хумаюна. Люди привыкли в трудных обстоятельствах опираться на Бабура и все ждали спасения от него. Но на сей раз он был бессилен. Он сам нуждался в ободрении, в поддержке. Ее оказал, неожиданным образом, старый шейх-уль-ислам.

— Мой хазрат, надейтесь, всевышний ниспошлет мирзе Хумаюну исцеление. Но если лучшие табибы не смогли ничего сделать, — таинственным голосом вещал шейх-уль-ислам, — значит, это испытание божье требует жертвы от вас. Великую ценность надо отдать во славу аллаха.

«Великую ценность?» Мохим-бегим уже приносила священные жертвы — резала баранов и раздавала их мясо бедным людям. Вспомоществование всегда угодно всевышнему. Какую же еще «великую ценность» имеет в виду, таксыр [219] Таксыр — господин. ?

— Мой хазрат, надо пожертвовать тот большой алмаз.

— Какой?.. Кохинур?

Шейх-уль-ислам, соглашаясь, кивнул головой; Бабур недоумевал: как он покусился на алмаз, зная, что его ценность равна многим и многим пудам золота.

— Таксыр, а кому же отдать тот алмаз… кому пожертвовать во славу аллаха?

Жертвования во славу всевышнего принимали духовные лица, а их главой был он, шейх-уль-ислам. Стало быть… Но было в голосе вопрошавшего Бабура что-то такое, из-за чего шейх-уль-ислам не осмелился сказать «мне» и ответил с заминкой:

— Во имя аллаха можно отнести алмаз… в усыпальницу святого Муртиза-Али.

Усыпальница какого-то шейха и ценнейший алмаз мира — основа основ богатой казны будущего шаха Хумаюна? Из усыпальницы алмаз, конечно, попадет в руки этого алчного старика. Белобородый хочет завладеть алмазом молодого Хумаюна, он понимает, что и Бабур, и Мохим-бегим готовы пойти на все ради спасения сына.

Бабур знал, что шейх-уль-ислам недолюбливает его — к индийцам-язычникам мягок! — и случись беда с Хумаюном, шейх-уль-ислам и другие муллы будут рады позлословить, что шах своей жадностью прогневал аллаха.

— Таксыр, скажите мне прямо: что дороже — моя жизнь или алмаз Кохинур?

— О повелитель! Тысячи таких алмазов не стоят одного мизинца вашего!

— Ну ладно. Раз так, — Бабур повысил голос, чтобы его услышали все окружающие, — раз так… я принесу в жертву нечто большее, чем алмаз Кохинур. И пусть эту жертву примут не кто-то из рабов божьих, а сам всевышний!

Со страхом и недоумением смотрели все на Бабура, который медленно подошел к изголовью, где без сознанья простерся Хумаюн.

— Мой любимый сын, Хумаюн! Я обращаюсь к всевышнему, — начал Бабур, будто молитву читая. — Да отнимет он у тебя тяжелый недуг, тебя повергший, и да вселит его в меня, отца твоего!

Женщины, лекари, духовники, беки — все, кто находился в спальне больного, замерли. Трижды обошел Бабур ложе Хумаюна, возглашая:

— О всевышний! Я, шах Захириддин Мухаммад Бабур, отдаю свою жизнь сыну. Прими мою жертву, аллах! Пусть Азраил [220] Азраил — ангел смерти; по мусульманским представлениям человек умирает, когда Азраил по воле аллаха прилетает за его душой. отнимет у меня жизнь, пусть бог дарует исцеление Хумаюну!

Мохим-бегим перестала плакать, воззрилась на мужа с испугом и ожиданием. И старый шейх-уль-ислам как вкопанный следил за Бабуром, словно и в самом деле Хумаюн сейчас должен был подняться с одра болезни, а Бабур, обессиленный, пасть на сей одр.