Вероника Тутенко: Медвежьи невесты

— И заглянула случайно, там у меня родственница поваром работает. Говорит, художника зовут Юра Белов. Не знаешь случайно такого?

— Как же не знать, если это мой муж, — не без гордости ответила Нина.

— Как хорошо! Хочу такие картины с морем и пальмами. Только денег у меня нет, миленькая. Можно я молочком, яичками и мясом расплачусь?

— Пальм больше нет, есть с морем и кораблями…

— Давай хоть с кораблями, — согласилась тётя Аня.

На выходные Нина понесла ей в деревню три картины на выбор.

— С кораблями ещё даже лучше, — осталась довольна тетя Аня. — Буду на них вечерами смотреть и представлять, что я на море.

Баба Аня взяла все три картины.

— Принеси ещё, если есть, — сказала на прощание.

Пожалуй, если бы на Земле было больше аистов, они приносили бы детей гораздо чаще — два, а то и, может быть, все три раза в год.

Но тогда на земле было бы так много людей, что только людям и аистам и хватило бы на ней места.

Глупости какие-то лезут в голову!

Насупившись, Валерик сидел на бревне, пригвоздил взглядом муху, посмевшую сесть рядом с девятилетним озорником. Хотел прихлопнуть, но передумал. Жирная чернокрылая не стала слишком искушать судьбу и улетела, справедливо решив, что она-то уж точно не виновата в том, что у кого-то плохое настроение.

Причин сидеть, насупившись, на бревне, между тем, у Валерика было предостаточно.

Отсюда и мысли об аистах, хотя, конечно, каждому девятилетнему мальчишке известно, что детей не приносят никакие аисты, и в капусте их тоже не находят; в голове же продолжали крутиться всякие глупости.

Мало того, что отец и в обычное время был с ним, пожалуй, чрезмерно строг. А теперь, когда в доме появился маленький человечек, кудрявая девочка, как ангелочек с картинки, которых всегда почему-то рисуют со стрелами…

Теперь и вовсе по струнке ходи, хоть вообще домой не появляйся.

«Тише, сестренку разбудишь», «Не топай», «Не греми», «Не кричи»… Скоро, наверное, и дышать нельзя уже будет. Кругом нельзя, нельзя, нельзя…

Отец уже который день на радостях пьёт и ходит счастливый-счастливый, будто мёда объелся…

Мамке часы подарил за то, что дочь родила.

И соседи вокруг умиляются: «Ой, какая девочка!»

И что им не ойкать, им-то она не кричит всю ночь под ухо.

Дочка и впрямь родилась на редкость красивой.

— Сразу с волосиками. Да такие кудрявые! — улыбалась медсестра, протягивая Нине сверточек кормить.

Имя Юра выбрал давно: «Назовем Галочка».

— Только не Галочка, — заупрямилась Нина. — Так лошадей вороных называют.

— Ладно, — согласился с доводом Юра. — Тогда будет Людочка.

Соседка по палате присмотрела Людочку в невестки:

— Будет сыну моему жена.

У нее родился толстый мальчуган.

Малыш был довольно мил, но фамилия соседки никуда не годилась.

— Нет уж, извини, — возразила Нина. — Очень уж фамилия у вас некрасивая — Смердящие.

Тётя Аня давно собиралась в гости к Нине, очень уж хотелось познакомиться с настоящим художником.

Наконец, подгадала под выходные и с утра пораньше отправилась в посёлок.

Заговорщицки достала из-за пазухи бутылочку. Развязала на столе узелок с варёной свининой и прочими яствами: грибочками, сметаной, вареньем и медом. Ещё и молока детишкам захватила.

Картины рассматривала долго. Вздыхала: Так бы всё с собой и забрала…

Выбрала яблоньку и уссурийского тигра.

— Смотрю я на них, и душа радуется… Гляди-ка, прямо наша тайга. И медведи как живые…

— Это репродукция, тёть Ань, — засмеялся Юра. — Я только перерисовал. А художник — Шишкин. «Утро в сосновом лесу» называется.

— И правда, утро… Вот и солнышко сквозь деревья проглядывает.

— Бери и мишек, теть Ань, раз понравились.

Тётя Аня взяла и мишек, а через пару месяцев объявилась с гостинцами снова.

— Забирай все картины, если хочешь, теть Ань, — предложил Юра. — Я недавно встретил одного своего старого знакомого — только что из Сибири. Говорит, заработки там хорошие, только мошек — тучи. Но мошек, я думаю, мы как-нибудь переживём… Так что уезжаю на днях.

Нина недоуменно смотрела на мужа, часто моргая от обиды: мог бы посоветоваться сначала с женой, прежде, чем делиться планами с чужим человеком, пусть даже тётя Аня и стала им как родная.

— Юр, а как же мы?

— Как приеду, дам телеграмму.

Сказал, как отрезал, брови свел в линию, будто задвинул засов. Стучи — не стучи — бесполезно.

Ожидание как длинные-предлинные четки. Перебираешь их и всё не бесполезно, а для того, чтобы приблизиться к чему-то новому и важному.