Вероника Тутенко - Дом изгнанников. Роман в картинах

© Вероника Тутенко, 2019

ISBN 978-5-0050-0169-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

АРТ-ДНЕВНИК В КАРТИНАХ. ИЛЛЮСТРАЦИИ, ОНИ ЖЕ КАРТИНЫ, АВТОРА

Нарисовать птице счастья глаза все равно, что вдохнуть в нее душу. Вот так…

Еще одна разноцветная птица в длинном ряду, длинном – не то слово. Могут всю Землю опоясать, наверное.

В общей коморке кровати. Четыре железных кровати, потому что обитателей четверо. Три женщины и мальчик. Они не знают, как друг друга зовут, да это и не важно. Они тоже что-то раскрашивают.

Что нужно художнику? Краски. Кровать. И немного еды. Остальное – от лукавого.

Главное, у них есть общая цель, но никто из них не знает, в чем она заключается.

Птицы счастья тянутся вдоль длинного лабиринта. В конце дня их забирает смотрительница. В руках у смотрительницы бубен. Она ударяет в него, и птицы счастья разлетаются в разные стороны.

Художница не помнит, как зовут эту женщину, но помнит, что чем-то обязана ей, очень обязана. Иногда смотрительница приносит немного денег.

Расписывать птиц счастья, это высшее счастье, дано не всем. Птицы счастья знают, где свет, но их должно быть очень, очень много – больше, чем сама бесконечность…

Нарисовать матрешке глаза все равно, что вдохнуть в нее душу. Вот так…

Смотрит весело и ясно. «Аленкой назову тебя», – подмигивает матрешке мальчик. В последнее время он часто разговаривает вслух со своими творениями, и совершенно этого не замечает.

Их так много, что если они возьмутся за руки, то опояшут всю землю, и конечно, выведут на свет.

Иногда он задавался вопросом, где находится их рабочая артель, на Дальнем Востоке или, может быть, в Японии, но какая-то женщина ударяла в бубен и все мысли растворялись в этом звуке. Все, кроме одной: надо делать матрешек, много, много, много, много матрешек, больше, чем сама бесконечность.

Что начитается там, где заканчивается бесконечность? Куклы фукурамы могли знать ответ. Самая ответственная работа в артели – раскрашивать фукурамы.

Она поручена двум женщинам. Они никогда не смотрят друг другу в глаза, но обе совершенно точно знают, нужно сделать много, много, очень много кукол, больше чем сама бесконечность. Они заполнят все коридоры лабиринта и выведут на свет. Кажется, их родина в Японии, вспоминает вдруг одна из женщин. Удар бубна. «Больше, чем сама бесконечность», – шепчет другая и, почти не дыша, рисует фукураме глаза.

Часть I

– Лисичка?

– Да нет, – вздохнула женщина. – Не ЛисичкА, а ЛисичкО. Такая украинская фамилия.

Ее обладательница по-видимому привыкла к этому вопросу.

Она и впрямь была похожа на лисичку. Чуть вытянутое лицо, длинноватый с чуть вздернутым кончиком нос, хитроватый разрез небольших глаз. Невысокая, худая и юркая.

– Странная фамилия – все, что оставил мне отец, – совсем не грустно улыбнулась Лисичка.

Я не знаю, откуда у меня эта дурацкая потребность записывать все, что со мной происходит. Записывать безжалостно честно, за что на меня нередко обижаются знакомые, и тем более не думала, уж никак не ожидала, что меня вдохновит Лисичка.

Мы с ней даже немного похожи. Разрезом глаз и тем, что ей тоже искренне интересны другие люди. Конечно, не все, а те, которые вызывают щелчок в мозгу, и на какое-то время судьба незнакомого даже порой совсем человека становится твоей.

Лисичка не писательница и к писательству не имеет никакого отношения. А кто она по профессии? Нет, не бухгалтер, но что-то, связанное со счетами, бумагами. Надо будет спросить у нее при следующей встрече. Но она хорошо разбирается в людях и сразу заметила, что я привыкла к комфортабельным квартирам, а потом, слегка прищурившись, добавила:

– Здесь тебе тоже понравится. Но не сразу.

Пока все, что мне нравится здесь, это две картины, большие, в узорчатых рамах. На одной цветы и фрукты, на другой – пруд и лилии, и то, мне кажется, цвета могли бы быть поярче. Пожалуй, полностью меня устраивает только мякоть арбуза, хоть она почему-то без косточек, вернее, они темно-красные, и лилии на фоне пруда.

Художник, имени которого Лисичка не помнит – один из многих обитателей этой квартиры. На полотнах неизвестных художников всегда остается какая-то таинственная недосказанность, так что иногда забываешь, что по другую сторону холста – стена типовой многоэтажки, а вовсе не дверь в другое время и пространство, где в ожидании тебя даже ветер замер над рекой и вечно цветет апельсин.