Вероника Тутенко - Дом изгнанников. Роман в картинах

– Только противень надо почистить, – предупреждает Лисичка. – Здесь раньше только Саша очень вкусные пирожки пек. У него всегда в квартире такая была чистота!

Недовольным взглядом обвожу ковры. Я их не слишком люблю, и Лисичка это сразу замечает.

– У него был пылесос, – голос ее почему-то становится грустным, и она замечает, что я смотрю, как на врага, на огромный разлапистый стул в несвежей обивке.

– Можешь закинуть его на антресоли. Там искусственная елка и игрушки. Их, правда, никогда никто не доставал. Только Саша. У него на Новый год всегда была елка. А встречал он Новый год один. Жена от него ушла, и я всегда еще думала «надо же, каких мужиков бросают».

Лисичка включает телевизор. Местные новости. Телеведущий сообщает, что в последнее воскресенье декабря на главной площади города пройдет ежегодное шествие Дедов Морозов. Надо же, скоро и впрямь Новый год.

– А где он сейчас? – мне почему-то становится важна и интересна судьба этого Саши, который так замечательно пек пирожки.

– Он умер, – будничным тоном отвечает Лисичка и смотрит на лампу в скромном бутоне люстры. Поспешно добавляет «в больнице». – Его сбила машина, пять лет назад… Очень жаль… Такой был Квартирант!

Это слово мне хочется написать именно так, с большой буквы, иначе мне и не выразить интонацию Лисички.

Она еще долго проводит экскурсию по квартире, подробно информируя о назначении каждого пластикового контейнера и обрезанных пластиковых бутылок, так что я начинаю неприлично зевать, опираясь на дверной проем, который осадили искусственные розовые и нежно-голубые искусственные плетистые розы. Они в ее доме повсюду, как в джунглях лианы. Довольно, кстати, мило, хотя вообще я не отношусь к поклонникам стиля шебби шик.

2

Прежде я не раз замечала, дом, в котором когда-то жил большой художник, автоматически становится раз и навсегда свободным от всякого рода условностей, в том числе от условностей пространственно-временных.

Но кто этот большой художник? Где он сейчас?

Никаких улик, в смысле, следов, которые могли бы привести к разгадке.

Да, это странное и приятное ощущение осознавать, что там, где ты сейчас живешь, совсем недавно жил кто-то, кто, возможно, очень велик, но и сам еще не знает об этом. Однажды художник умрет, а картины его будут жить еще века, может быть, тысячелетия даже, а на месте, где он когда-то творил, может быть, откроют музей, а может, и нет – не в этом суть. Гораздо важнее всех этих музеев и самых обычных картин сама атмосфера искусства.

Однажды я была в мастерской художника, точнее, мастерской служила комната в двухкомнатной квартире на окраине города, где по соседству жили мы до того, как родители смогли купить свой дом.

Я прослышала, что недалеко от нас живет самая настоящая писательница, у которой самое настоящее издательство издало несколько книг. Мне хотелось посмотреть на небожительницу вблизи, поговорить с ней, но надо же было найти какой-то более или менее уважительный предлог, чтобы вот так взять и заявиться без приглашения, и я не придумала ничего лучшего, кроме как собрать свои первые рукописи в папку и, собственно, отправиться в гости. Зовут писательницу Марианна Рэйн.

– Что я ей скажу? – судорожно размышляла я, нажимая кнопку звонка.

Дверь мне открыла невысокая женщина с большими голубыми глазами и медно-русыми естественными локонами до плеч.

Пухлые губы, чуть вздернутый нос… У нее было серьезное выражение лица, но во всем ее облике чувствовалось что-то озорное, и от этого неуловимого моментально ушло все мое напряжение, и я простыми словами сказала ей, что хочу писать романы и пробую сочинять и что хотелось бы, чтобы она посмотрела мои рассказы и сказки и сказала, стоит ли мне вообще сочинять.

Последнее было, конечно, лукавством. Даже если бы она сказала «ни в коем случае», я бы, погоревав немного, все равно взялась за свое.

– Стоит ли сочинять, – чуть тронула губы женщины озорная улыбка, – на этот вопрос может дать ответ только сам сочинитель. Но если вам интересно мое мнение, я посмотрю.

Она пригласила меня войти.

Осторожно, как хищное животное породы кошачьих, я проникла на ее пространство. Именно так мне хочется назвать ее квартиру, которая даже на первый взгляд не была обычной двушкой.

Отовсюду, как в джунглях, в ней торчали какие-то коряги, сползали лианы, на полках со старинными книгами и новинками затаились кедровые шишки, монеты разных стран, букетик лаванды, каштаны, ракушки, кусочек метеорита, фигурки морского коня, папирус, разбитый кокос, бивень мамонта – у каждой из этих вещиц была, конечно же, своя история. Я готова была их слушать часами.