Адыл Якубов: В мире поддлунном...

Странно, да и только: молодость Бируни уже давным-давно прошла, а с того дня, как появилась Садаф-биби, в его душе повеяло чем-то светлым, весенним, — право слово, ученый не хотел строго определять, что же это за чувство навестило его. Когда-то он испытал похожее.

Да, те дни быстро пролетели, как сама весна, но, исчезнув, оставили в душе некий свет… Звали ее Райхана, да-да, Райхана-бану.

…Нет, Садаф-биби не похожа на Райхану-бану. Та была дочерью известного торговца из Кята, к тому же христианка. И еще припомнил Бируни: Райхана была белолицей, с большими глазами, в них голубело весеннее небо, а золотисто-рыжие волосы так и полыхали на солнце.

Больной смежил веки.

…А Садаф-биби смуглая, круглолицая, глаза иссиня-черные, брови тоже темные. Но все равно чем-то напоминает она ему Райхану. Чем? Этого он не берется объяснить… Так ли уж все надо объяснять? Ему довольно того, что каждый раз, когда он видит Садаф-биби, слышит ее мягкую, с картавинкой речь, невольно припоминается Райхана-бану. И на душе светлеет…

Вот как сейчас…

Садаф-биби быстро повернулась, почувствовала на себе его пристальный взгляд: вся вспыхнув, подошла к постели.

— Лекарство, то, что вы заказали… я его принесла, учитель!

— Кто ходил за лекарством? Сабху?

— Нет, Сабху занимался ужином. Я ходила, учитель.

Полуприкрыв лицо краем красной косынки, Садафбиби присела к столу, на котором рядом с кувшином, полным сладкого шербета, лежал небольшой сверток. Голос девушки вдруг изменился, дрогнул:

— Учитель! Если позволите… я не буду ходить на базар в тот ряд…

— Почему?

— Горбун, похожий на паука… он сегодня приставал ко мне…

Бируни приподнялся на локоть.

— Говорил плохие слова… Лучше не спрашивайте меня, лучше я замолчу, учитель.

История повторяется, да?..

Длинные пальцы Бируни невольно сжались в кулак.

Вчера утром за лекарствами ходил он сам. Заказал что надо, но только вышел за порог лекарственной лавки — из угловой в ряду лавки выскочил какой-то нескладный человек, издали похожий на пень, и преградил ему путь. Бируни узнал его: любитель поиграть на нае в питейной у Маликула шараба, известный в городе скупщик вещей, продает всякую всячину — и одежду, и утварь, и предметы хозяйства в доме, и еще, говорят, драгоценности… и деньги в рост дает. Пири Букри, Черный Паук…

Истинно непостижимы пути аллаха!

Жизнь столкнула Бируни с горбуном еще сорок лет назад, в Кяте, как раз, между прочим, в доме, где жила Райхана-бану. Горбун, как и Бируни, жил тогда в Кяте, считался учеником знаменитого торговца — отца Райханы-бану. Но ученик, что был мягче шелка, преданней сторожевого пса при жизни учителя, чуть ли не в тот самый день, как умер торговец, нагрянул во тьме в его дом и пытался насильно овладеть девушкой.

Пришлось «ученику быстро-быстро убраться из Кята. Бируни на долгое время потерял горбуна из вида. И надо же: сорок лет спустя встретил его в Газне, в питейной Маликула шараба! Сидит, играет на нае, да так, что не у одних завсегдатаев льются слезы и рыдает душа.

По правде сказать, избегая встреч с Пири Букри, Бируни и сдерживал желание бывать у Маликула шараба.

Что там болтал ему вчера этот Пири Букри в торговом ряду? Мышью вынырнул, засеменил рядом, затараторил, захлебываясь словами:

— Простите, ради аллаха, простите меня, мавляна! Умный человек старое не помянет, говорят мудрецы, ведь это верно? Забудем старые раздоры, мавляна! Простите, простите… оба состарились… Вы-то в зените славы, а я — кто? Помыкался в этом мире подлунном. Не дал аллах погибнуть… Знаю, вы знаток редких камней, как никто, разбираетесь в них! По воле судьбы в руки вашего покорного слуги попал редчайший камень. Прошу вас: взгляните на него и скажите цену, мавляна!

Болтливый, видно, знал, чем можно смягчить душу Бируни. Вот уже много лет Бируни мечтает написать книгу о редких камнях, собирает сведения об их свойствах, даже сказочные, невероятные.

Превозмогая слабость в теле, Бируни молча пошел за горбуном. Вошли в низенькую, полутемную лавку, оттуда перешли в маленькую комнату с камышовой циновкой на полу, из комнаты спустились в погреб, что ли, какой-то, остро ударило в нос запахом сырости. В погребе теплилась убогая коптилка. Кругом громоздились большие и малые сундуки, мешки, хумы, коробки, коробочки.

В самом темном углу Пири Букри открыл железный сундук, сняв замок величиной с лошадиную голову: приподняв крышку сундука, долго рылся в нем: наконец, вытащил что-то, подошел к Бируни, показал в свете коптилки коробочку, напоминающую но форме черепаху: