Адыл Якубов: Тревога

В ранний час летнего утра первый секретарь райкома Эрмат Муминов вошел в свой кабинет и опустился в кресло. Какая-то непривычная слабость разлилась по всему телу. Он глянул на полураскрытые высокие окна кабинета, выходящие в сад, и устало прикрыл глаза.

Сад за окнами был старый, запущенный. Правда, там и сям зеленели свежею листвой тоненькие саженцы персика и вишни. Над ними, словно беря их под защиту, простерли свои ветви раскидистые карагачи, а по краям сада вздымались к небу стройные чинары. Дорожки здесь никто не расчищал, и они заросли травой по колено. Все это придавало саду особую прелесть — в нем даже в летнюю полуденную пору всегда царила прохлада, лучи солнца не проникали сквозь толщу листвы. Хорошо выйти в такой сад после трудного дня. Тонкий аромат сырой прохладной почвы, по-утреннему свежих листьев и травы донесся от окон. И Муминову подумалось: «Подольше бы никто не приходил. Тогда можно и вздремнуть часок…»

Неделю назад он выехал в долину реки. Весна от начала до конца была засушливой. Не нужно было особенной прозорливости, чтобы предвидеть резкое понижение уровня реки в летнюю жару. А раз так — не миновать затруднений с кормами.

Муминов поехал с намерением самому осмотреть тугаи — заросли по берегам реки, где колхозы обычно заготовляют сено. Надо было побеседовать с людьми, проверить готовность к косовице. Он не вернулся бы так скоро, если бы не происшествие в колхозе имени XX съезда партии.

Муминов приехал домой на рассвете. Жена спала на веранде. Он попытался на цыпочках проскользнуть в комнату, чтобы вздремнуть на диване. Но едва взялся за ручку двери, жена приподняла голову. Сразу заговорили о происшествии, заставившем Муминова вернуться. Стало уже не до сна. Прибирая постель, жена пересказала несложные новости, пожаловалась: запаздывает письмо от сына, который учится в Ташкенте.

Позавтракали. Жена собралась на работу, в школу. А Муминов пошел в районную больницу. В этот ранний час улицы поселка были пустынными, и в больнице все еще спали, но главный врач, сухощавый приветливый старичок, был на месте.

Разговор с главврачом не принес утешения. Правда, двое пострадавших отделались легкими ушибами, но у третьей, девушки, — скрытый перелом голени, треснула кость, а четвертая, молодая женщина-бригадир по имени Шарофат, которую Муминов хорошо знал и любил, все еще оставалась в «критическом», как выразился врач, состоянии.

О серьезности положения можно было судить хотя бы по тому, что Шарофат с трудом удалось вывести из шокового состояния лишь через три часа после аварии.

Кроме открытого перелома левого бедра и трех ребер, эта женщина получила еще серьезное повреждение плевры. Хорошо, что на месте аварии кто-то догадался наложить жгут, иначе ее не довезли бы до больницы живой.

Минувшей ночью шок у нее неизвестно от чего повторился. Правда, экстренными мерами удалось быстро вывести ее из шока. Но, по-видимому, повреждение плевры не прошло бесследно: обнаружилась застойная пневмония, и теперь началась горячка. Словом, положение очень серьезное.

Разумеется, врачи делают все, что в их силах. Между прочим, здесь постоянно дежурят трое комсомольцев из ее колхоза. Нет отбоя от людей, предлагающих свою кровь для переливания.

Вызвать крупных специалистов? Об этом уже позаботились. Через сорок минут после того, как привезли пострадавших, здесь уже был известный в области ортопед. Его вмешательство, собственно, и спасло Шарофат. Впрочем, неплохо, если бы он приехал еще раз.

С нерадостными мыслями шел Эрмат Муминович к себе в райком. Тишина и безлюдье в коридоре и комнатах просторного здания райкома только обострили чувство тревоги.

Ему вспомнилось, как третьего дня Джамалов, районный прокурор, рассказывал ему по телефону о подробностях только что происшедшей катастрофы, как он, Муминов, не смог от волнения дослушать до конца, велел прокурору отложить все дела и заняться только этим. Потом и этого показалось мало — и вот сам не выдержал, вернулся до срока…

Бесшумно отворилась дверь. Вошла секретарь-машинистка со знакомой папкой бордового цвета.