Адыл Якубов - Тревога

Муминов понял намек.

— Очень рад. В таком случае и наша задача облегчается. Но только, простите, я сегодня приехать не могу.

— Что ж, — Рахимджанов вздохнул. — Тогда мы приедем к вам.

— Вы не один?

— Со мной товарищ Джамалов.

— Хорошо, жду вас. Я только съезжу в Чукур-Сай.

Он положил трубку, стоя выпил пиалу еще не остывшего кок-чая [7] Кок-чай — зеленый чай. и распрощался с Палваном. Усаживаясь на заднее сиденье старой райкомовской «Победы», посмотрел на часы: без четверти двенадцать.

Машина пошла узкой улицей, обсаженной с двух сторон высокими тополями и талом. Меньше чем через полкилометра улица поднялась на крутой холм со следами разрушенных глинобитных домиков и кирпичной мечети. В старину весь кишлак располагался на этом холме, окруженный высоким, крутым дувалом. А теперь кишлак разросся, и фруктовые сады, со всех сторон обступившие древний холм, уходили далеко-далеко. Там, где кончались сады, начинались густо-зеленые хлопковые поля. Они тянулись до самого горизонта. Сады так разрослись, что дома и заборы еле виднелись из-за деревьев. И, несмотря на зной, здесь все дышало свежестью, живительной прохладой. Глядя на этот зеленый оазис, трудно было представить, что за всю весну люди и растения не видели ни капли дождя, что где-то за линией горизонта, в Чукур-Сае, идет битва за воду.

Муминов нередко приезжал сюда. Любил вечерами сидеть на этом холмике и наблюдать, как возвращается стадо, как ребятишки с гиканьем, со свистом тонких таловых прутиков перегоняют коров и овец. Над садами начинал куриться легкий кизячный дым, и воздух наполнялся таким знакомым запахом горячих лепешек, подгорелого молока, жареного лука и еще чего-то, приятно дразнящего. Часто, сидя здесь, он слушал милый сердцу гомон — блеяние Овец, мычание коров, плач детей и сердитые голоса матерей, слушал, как постепенно погружается в сон огромный, утонувший в садах кишлак.

Недели две назад он встречал здесь ночь вместе с Муталом, и тот, волнуясь и сбиваясь, словно учений перед учителем, рассказывал о своем решении разбить на холме большой сад, показывал уже заложенное здание детских яслей.

Теперь там, где уже по пояс поднялась кирпичная кладка, не было ни души.

«Наверное, бригада строителей тоже в Чукур-Сае», — подумал Муминов.

Спустившись с возвышенности, машина опять нырнула в сады. Снова потянулась узкая, меж двух зеленых стен улица. Километра через полтора сады отступили, и открылось широкое — глазом не охватишь — хлопковое поле.

Это и было поле бригады Шарофат, то самое, о котором давеча говорила Апа. До избрания Мутала председателем колхоза эта огромная площадь, более двухсот гектаров, была расчерчена рядами тутовых деревьев па квадраты. Деревья мешали сельскохозяйственным машинам, и все тяжелые работы велись тут вручную.

Мутал пошел на риск — выкопал всё деревья, пересадил на другие места. И едва не поплатился за это. Если бы не Муборак и Шарофат, горячо заступившиеся за него, и если бы не поддержал сам Муминов, быть может, он уже давно распростился бы с председательским креслом.

Действительно, в прошлом году колхоз, временно лишившись части тутовых деревьев, не выполнил плана по шелководству. Но зато как сразу преобразилась земля! Словно человек, освободившийся от гнетущей ноши, она легко и свободно вздохнула всей грудью. Бригада Шарофат стала передовой, самой механизированной во всем районе. И главное — женщины избавились от тяжелого труда. Теперь им почти не приходилось махать пудовым кетменем, разрыхляя землю. За это — Муминов был убежден — и любили колхозники нового председателя.

Вот и сейчас на поле черными жуками ползали несколько тракторов. Людей почти не видно. Наверное, все в Чукур-Сае.

Едва выйдя за пределы оазиса, машина круто свернула влево, к видневшимся сквозь свинцовую дымку горам, а километра через два повернула на восток.

По сторонам, то возвышаясь, то опускаясь, волнами побежали к горизонту пологие холмы. Все здесь было выжжено зноем, земля почернела, хотя только начинало я май. Даже привычные ко всему кустики явшана [8] Явшан — вид полыни. уже зачахли, обуглились.

Всего две недели тому назад проезжал Муминов по этим местам. И все здесь дышало весной, ароматом тюльпанов, мяты, свежих трав, тянувшихся к солнцу.

Вот и последний холм. Впереди, вплоть до виднеющихся вдали невысоких хребтов, — гладкая долина. Опоясанная; холмами, она похожа на дно высохшего озера. Это и есть Чукур-Сай.