Адыл Якубов - В мире поддлунном...

О, прибытие достопочтенного Ибн Сины оправдало самые смелые ожидания! Колики в животе могущественного султана стихли, самочувствие улучшилось и в целом. Почему покровитель правоверных и указал преподнести великому исцелителю несколько подносов золота. К тому же выделил для него отдельную комнату ря дом с опочивальней и залой заседаний. Господин Абул Хасанак и великий исцелитель там и отдыхают вместе, в, этой комнате, когда султан засыпает.

До самого утра не смог сомкнуть глаз Али Гариб, узнав про это, ворочался и ворочался, будто лежал не на грудах сложенных шелковых одеял, а на колючках. Нет, Али Гариб никогда не сомневался в том, что происходящее, всякое происходящее, происходит по воле аллаха и свидетельствует о мудрости всевышнего. Но… не всегда эту мудрость поймешь, не всегда! По его, уже не аллаха, а главного визиря, воле мошенник сделался «великим Ибн Синой». Для того ли, однако, привели мошенника во дворец, чтоб сей лжелекарь и впрямь излечил считавшуюся неизлечимой болезнь султана? А вот поди-ка… повелитель правоверных получил облегчение от лекарств лжелекаря и, мало того, дарит теперь этому обманщику и пьянице подносы с золотев, надевает на него златотканые халаты! А он, Али Гариб, нашедший этого наглеца, сидит в сторонке, и пользу из происходящего извлекает этот красавчик с бабьим задом — Абул Хасанак. Поистине в мире подлунном все изменчиво и все бренно…

Сегодня в полдень в приемную неожиданно для всех явилась Хатли-бегим. Она была в длинном платье из черного бархата, черный бархатный камзол, туго застегнутый на пуговицы-жемчужины, облегал талию, черный шелковый платок с золотыми нитями покрывал голову — суровая красота!

Хатли-бегим хмуро оглядела людей в приемной, в том числе и Али Гариба, сидевшего в мягком кресле, и, не отвечая на приветствия, двинулась прямо к спальне брата: Два проворных юнца неподалеку от двери бесцеремонно преградили ей путь.

Напудренное лицо Хатли-бегим стало белей полотна, насурьмленные глаза гневно блеснули:

— Вы не узнали меня, сучьи отродья, или ослепли?

— Узнали, великодушная бегим, узнали, однако… не разрешено, благодетельница! — сказал один слуга.

— Так зайди и доложи!

— И это нам не разрешено, — сказал другой.

— Кто там в опочивальне?.. Сейчас же кто-нибудь идите и скажите: пришла Хатли-бегим проведать повелителя. Ну идите же, сучьи отродья!

Молодой сарайбон-дворецкий, побледнев, отстранил слуг и вошел внутрь спальни. А Хатли-бегим резко повернулась и, будто только что увидела главного визиря, пошла к нему.

Али Гариб встал и, пятясь к резной двери, оставил приемную. Напротив через коридор была маленькая комнатка, куда они и зашли. Плотно закрыв за собой дверь, Хатли-бегим гневно уставилась на Абу Гариба:

— В этом дворце… в этом государстве… что творится, что происходит, господин великий визирь?

— Ваш покорный слуга пребывает тоже в полном недоумении, госпожа моя.

— В недоумении? Во всем виноват, глава всех бед, а теперь недоумеваете, визирь?.. Кто в опочивальне султана?

— Знакомый вам Абул Хасанак.

— А, этот… красавчик. Еще кто?

— Еще великий исцелитель… господин Ибн Сина.

— Господин Ибн Сина или… выдающий себя за Ибн Сину? Кто ввел в заблуждение покровителя правоверных?

— О великодушная госпожа! — чуть ли не простонал Али Гариб. — Прежде всего… установим, что благодаря милости создателя, а также искусству врачевателя от нашего повелителя отошла напасть, состояние здоровья покровителя правоверных, слава аллаху, стало хорошим!

— Но если все хорошо, почему эти ублюдки преградили мне дорогу? Или Хатли-бегим и султан Махмуд явились на свет не из одной и той же утробы? Или я, Хатли-бегим, не дочь эмира Сабуктегина?

— Госпожа! Великодушная!..

— «Великодушная»! — передразнила визиря Хатли-бегим. — Если тот лекарь настоящий, всем известный, всеми прославленный Ибн Сина, зачем вы тогда скрываете его от людских взоров?

— Госпожа моя…

— Зачем вы его прячете от мавляны Бируни? Или вы не знаете о дружбе этих двух ученых мужей?

— Бог мне свидетель! О смерти ведаю… — Главный визирь поднял глаза-бусинки к отверстию в потолке. — Да, да, скорей о собственной смерти ведаю, а о чем вы, госпожа, говорите, знать не знаю.

— Где Маликул шараб?

— Маликул шараб? — Главный визирь не успел сообразить, как ответить: на пороге появился бледный дворецкий.

— Простите, великодушная госпожа, но войти к повелителю… не разрешили!