Виктор Карпенко: «Вставайте, братья русские!» Быть или не быть

— Дозволь, князь, — из толпы ближних бояр выступил Яромир Глебович. — Здесь нам до тепла не управиться. Уже ноне дышать нет сил, а солнышко пригреет — совсем беда…

— Вижу, — оборвал боярина Ярослав. — По пути всех встречных сюда направлять буду. А приду в Новград, людишек на подмогу пришлю сколь смогу и обоз немалый налажу с едой и питьем. Да и вы сиднем не сидите! — возвысил князь голос. — Поищите в округе людишек. Не всех же татарвя увела в полон, поди, попрятались по лесам немало. И еще, коли тела сыновцев моих отыщете или их женок, детишек, повелеваю похоронить в приделе собора Дмитрия Солунского. Тебе то доручаю, — кивнул он епископу Алексию. — С собой не беру. Обойдусь.

Глядя на переминающихся с ноги на ногу воинов княжеской дружины, князь с раздражением выкрикнул:

— Чего рты раззявили? Или на Москве на мертвяков не насмотрелись? Ноне для себя порадейте. Здесь нам жить. Отсюда, с этой площади, пойдет возрождение земли Русской! — и уже чуть тише добавил: — Тяжко… Горе великое, неутешное… Жизнь в тягость… Но жить надо.

Новгород Великий встретил князя Ярослава запертыми воротами, ратниками на стенах и сторожевых башнях. После коротких препирательств князь и его гриди были пропущены в город с Торговой стороны. Миновав торг, князь опять был остановлен запертыми воротами княжеского двора.

— Да что с новгородцами такое содеялось? Ворог за тридевять земель, а они воротами от бела света отгородились! — сердито пробурчал в бороду боярин Михайло Евстафьевич. Он изрядно устал. В свои сорок шесть был молодцом, но длительный и трудный путь вымотал его вконец. — Доколе нас под стенами держать будут? А ну, Микола, — кивнул он широкоплечему и дородному дружиннику, — постучи в ворота, да так, чтобы и в Святой Софии слышно было.

Молодец, спешившись, затарабанил в окованные железом ворота кистенем.

Из окошка надвратной башенки показалась голова сердитого на вид мужика.

— Чего озоруете? — затряс бородой воротник. — Вот кликну дружинников, они вам зададут!

— Отворяй ворота! Великий князь Ярослав Всеволодович пожаловал.

Приглядевшись к всадникам, мужик обмяк голосом.

— Прости, князь, не признал, — и, оправдываясь, произнес: — Александр Ярославич приказал все ворота на запоре держать.

— А как же народ в кремль проходит? — поинтересовался Ярослав.

— Через другие ворота, те, что за торжищем.

— Кого бережетесь-то?

— Всех: и мунголов, и литвинов, и тевтонов… Всем вдруг землица новгородская занадобилась.

Медленно, со скрипом поползли створки ворот.

В открывшемся просвете князь увидел, как от парадного высокого резного крыльца терема наперегонки устремились его сыновья: Андрей, Константин, Ярослав, Даниил и младший Михаил. Следом, чуть отстав, спешили Александр и Ростислава с дочерьми — Ульяной и Евдокией. Александру очень хотелось догнать братьев, обнять отца, но не пристало князю бегать с малолетними братьями, и потому он повел себя сдержанно, как и следует вести хозяину, принимающему гостя.

Ярослав поднятием руки остановил сотню и, спешившись, поспешил навстречу детям. Те облепили отца, затормошили, загалдели всяк о своем. Подошедшие следом Ростислава и Александр остановились чуть поодаль в ожидании своей очереди. Угомонив детвору, князь обнял старшего сына, расцеловал жену и дочерей. Растрогавшись столь горячей встречей, князь смахнул слезу и, оглядев разом притихшее семейство — им впервой было видеть слезы на глазах отца, — произнес:

— Путь был труден, а посему воздадим Господу за труды его, что нас, грешных, от ворога оборонил.

— В Святую Софию или в Борисоглебскую церковь пойти вознамерился? — поинтересовался Александр. — Куда скажешь, там и клир соберется.

— Никого не надо. Я один… В Николо-Дворищенском соборе преклоню колени.

— Может, умоешься с дороги, отдохнешь? — предложила Ростислава, но Ярослав Всеволодович коротко бросил:

— Потом.

Уж за полночь уединились сын с отцом в малой трапезной после сытного и длительного застолья. Сидя за дубовым столом, князья неспешно потягивали из кубков ядреный квас, подливая его время от времени из большой серебряной ендовы. Молчали. Каждый размышлял о своем. Александр боялся, что отец приехал сесть в Новгороде Великом на княжеский стол, потому и пришел из Киева. Ярослав же не знал, с чего начать разговор о неприятном для него деле: деньгах и войске, и потому, покряхтывая, цедил сквозь зубы холодную отрезвляющую влагу.