Мирмухсин Мирсаидов - Зодчий

— Пусть бы шла домой, — шепнул Зульфикар на ухо Завраку, — мешает ведь.

Проходя мимо Бадии с грудой кирпичей, Заврак коротко бросил:

— Вот засмотрелся на солнце и отдавил ногу кирпичом.

Бадия спускала Завраку все его шутки, ни разу на него не сердилась.

— Что вы сказали? — переспросила она. — А-а-а, понятно. А раз так, не стоит коситься на солнце.

Заврак рассмеялся.

— Пусть большое солнце сияет в небе, а маленькое солнышко отправляется домой и поможет любимой маме готовить ужин. Вот было бы здорово! Во всяком случае, кое-кто высказывает здесь такое мнение.

— Это что же, общее мнение? — Бадия засмеялась, лукаво взглянув на Заврака. — Или мнение одного лишь господина Нишапури?

— Ошибаетесь, госпожа, это мнение не господина Нишапури, а господина Шаши.

— Ах, так? — Бадия взглянула на Зульфикара. И вдруг вспыхнула. — Понятно… Что ж, я уважаю мнение господина Шаши. Ухожу помогать маме. — И, повернувшись, побежала домой.

Вскоре Ахмад Чалаби вернулся на стройку… Он, видимо, задался целью подорвать авторитет зодчего. И конечно, тут же начались новые фокусы. Чалаби делал вид, что имеет где-то на самом верху прочную заручку, первым делом он начал преследовать верных зодчему людей. Как идут работы, продвигается ли строительство медресе — все это его ничуть не интересовало — этому бесстыжему лицемеру важно было узнать, кто оказывает почтение ему, Ахмаду Чалаби, а кто верен зодчему. Вот на что уходило все его время, вот каким важным и неотложным делом занялся Ахмад Чалаби. Порою он, криво улыбаясь, сообщал, что царевич оказал милость и поручил ему выдать деньги, но выдать лишь тем, кто хорошо работает. Всеми силами он старался подчеркнуть свою близость к царевичу и весьма прозрачно намекал на то, что деньги, мол, находятся вовсе не в руках зодчего, а в его руках — в руках Ахмада Чалаби.

Для начала он стал придираться к малоразговорчивому, забитому и работящему Абдугафуру, смирному и безответному, который когда-то служил Ахмаду Чалаби. Но, выжав из него все соки, он прогнал его со двора. В последнее время Абдугафур успешно работал на стройке, и зодчий покровительствовал ему и всячески поддерживал. Вот к нему-то и привязался Ахмад Чалаби, орал на него без всякой причины, выискивал «промахи». Мастер Абдугафур не вступал с ним в спор, отмалчивался, зная его дурной нрав.

Зодчий, старик грузин и братья Хасанбек и Хусанбек только поглядывали друг на друга. Всем им в голову приходила одна и та же мысль: «Сил негодяя хватает на слабого». А мастер Абдугафур смиренно сносил все грубости смотрителя работ и трудился не покладая рук, так что приходилось напоминать ему, что уже поздно и пора кончать работу. Он отлично понимал, что Ахмад Чалаби лицемер и делает все это нарочно, со зла, и если и прежде не отвечал на его окрики, то теперь и вовсе отвернулся от него. Ему не хотелось даже глаз поднять на смотрителя работ. Видя такое пренебрежительное к себе отношение, Ахмад Чалаби в отместку распустил слух о том, будто мастер Абдугафур болен проказой и из его рук нельзя брать пищу.

В пятницу утром мастер Абдугафур, начавший работу на портальной колонне, вдруг попросил мальчика, помогающего ему разводить раствор, позвать зодчего, который находился внизу. Ахмад Чалаби был поблизости, но Абдугафур попросил позвать не его, а зодчего. Такой скромный человек, как мастер Абдугафур, никогда не позволил бы себе позвать зодчего снизу на самый портал. Удивленный мальчик быстро сбежал вниз. Зодчий поспешил по темным переходам и, спотыкаясь, поднялся по лесам.

— Не случилось ли чего? — запыхавшись на ходу, спрашивал он у мальчика. А сам думал: «Наверно, увидел какой-нибудь изъян и позвал меня».

Выйдя на крышу медресе, он сразу же увидел Ахмада Чалаби и молча прошел мимо него.

— Что с вами, мастер? — спросил зодчий. Абдугафур сидел у таза с ганчем, вытянув онемевшие ноги, выронив кирпичи. В руках он держал мастерок. Он слабо улыбнулся зодчему побелевшими губами. Стоящий поодаль Ахмад Чалаби хмуро глянул на них и стал спускаться вниз. Мастер Абдугафур, как человек, борющийся с дремотой, смежил веки; голова его наклонилась набок.

— Устад, простите меня…

— Да что с вами? — зодчий наклонился над ним. Он обнял Абдугафура и прижал его голову к себе. — Мастер, дорогой мой, откройте глаза.

— Ло-о-илоха, иллоху Мухаммадан расулил лох… Куф!

__ Мастер Абдугафур был мертв. Он ждал, ждал из последних сил, пока зодчий поднимался по лесам. Но вот зодчий пришел, обнял его, и он испустил дух. Из последних сил, бедняга, ждал устада.